Виталий Сырокомский - Международный терроризм и ЦРУ: Документы, свидетельства, факты

Мы решили испытать действие новой пули на живых мишенях. Я попросил своего приятеля из ЦРУ достать мне шинели советского производства.

Для испытаний мы взяли живых овец и надели на них шинели. Никто на работе не знал об этом. Мы проделали все это в День благодарения. Со мной было два парня: мой приятель и другой, который выступал в качестве свидетеля. У него была кинокамера и фотоаппарат с 35–мм пленкой. Мы пользовались пистолетом «хай стандард» с глушителем типа «сионик», пистолетом «вальтер», к которому подходит тот же глушитель, и пистолетом — пулеметом «венус» — малоизвестным многоствольным оружием с огромной скорострельностью. Его сдвоенная обойма заряжается патронами калибра 5,6 мм.

Вопрос: Какова же скорострельность «венуса»?

Ответ: О, просто фантастическая! Попытаюсь подсчитать. В каждой обойме по 50 патронов, а обе обоймы расходуются за 1,2 секунды. Значит, выходит примерно 5000 выстрелов в минуту.

Вопрос: Это секретное оружие?

Ответ: То, что оно существует, известно. Но не каждый знает о его назначении. «Венус» можно носить на специальном креплении под мышкой. Тот пистолет — пулемет, которым мы пользовались, имел в длину примерно 38 см. Из такого оружия можно выпустить баснословное количество свинца в очень короткое время.

Вопрос: Кто надевал шинели на овец?

Ответ: Я. Вам когда‑нибудь приходилось надевать шинель на овцу? Думаю, что нет. Я продел задние ноги овцы в проймы рукава. Это была первая американская овца в русской шинели, и я невольно подумал, как, должно быть, все смешно выглядит со стороны. Первой овце мы выстрелили в грудную клетку и, конечно, мгновенно убили ее. Второй мы выстрелили в переднюю ногу. К всеобщему удивлению, и в этом случае смерть наступила мгновенно.

Затем мы зарядили пистолет — пулемет «венус» со спаренным глушителем. При стрельбе шум был настолько непонятный, что невозможно было определить по нему, что это выстрелы. В результате от третьей овцы в мгновение ока осталось лишь месиво. Совершенно невероятно: сто патронов было выпущено за 1,2 секунды. Овца буквально разлетелась на куски. Причем оказалось, что убита и четвертая овца. Мы не стреляли в нее, но пуль вылетело так много, что некоторые прошили третью овцу насквозь и попали в четвертую.

Вопрос: ЦРУ было довольно результатами?

Ответ: Безусловно. Они сразу заказали мне 5000 патронов. После этого меня спросили, что еще можно сделать с этой штукой? Можно ли еще усовершенствовать патрон, чтобы повысить его «полезность»? «Господи! Куда же больше?» — поинтересовался я. Мне спокойно объяснили: «Нам бы хотелось иметь что‑нибудь менее драматическое. Видите ли, при полете в самолете не годится убивать человека, проделывая в его грудной клетке дыру величиной с кулак. Это слишком заметно».

Я ответил: «Да, вы, пожалуй, правы: это была бы грязная работа».

Тогда я изготовил несколько патронов с крайне малым зарядом, пуля вылетала почти без шума и с очень небольшой скоростью. При проникновении в тело жертвы у пули отламывался конец, таким образом можно было вводить в организм все, что вы только захотите. В некоторые из таких пуль я помещал высушенный яд кобры или тигровой змеи. Я не понимал, зачем в пули, которые и без того смертельны, нужно вводить яды. Мне казалось, что просто в ЦРУ много людей типа Джеймса Бонда: они стремятся иметь в своем арсенале как можно больше всяких необычных устройств. Моя новая пуля им очень понравилась.

Вопрос: Эта пуля скорее извращенная, чем хитроумная штука. А было ли что‑нибудь более хитрое?

Ответ: Да, было. Мне сказали: «Представьте, что в глухом месте вас окружила толпа беспощадных дикарей. Что бы вы стали делать?» Мне пришлось основательно пошевелить мозгами, прежде чем я сказал: «Огнеметное оружие психологически было бы наиболее эффективным в такой ситуации. По — видимому, можно сделать нечто вроде огнемета карманных размеров».

Моя идея заинтриговала их. Но в обычных системах, которыми мы располагали, уйма всяких механических деталей. Во всяком случае, мне удалось придумать удивительно простую схему. Но особенно ЦРУ понравилось то, что этот огнемет можно быстро разобрать, положить в чемодан и везти куда угодно, не вызывая никаких подозрений. При любом досмотре пропустили бы пару не очень толстых обрезков металла: всегда можно было сказать, что это крепления для жокейского ремня. Никому бы и в голову не пришло, что на самом деле это страшное оружие.

Вопрос: Это была, вероятно, одна из ваших последних работ для ЦРУ?

Ответ: Моя последняя крупная работа была очень срочной. Мне поручили сделать бомбу, срабатывающую от изменения атмосферного давления, так называемую барометрическую, которая не взрывается, а при определенном давлении испускает ядовитый газ. По размерам она должна была быть очень маленькой. В ЦРУ мне сказали: «При минимальных размерах бомба должна обладать способностью уничтожить пассажиров и экипаж обычного коммерческого авиалайнера». Основное требование — невозможность обнаружения каких‑либо следов после катастрофы самолета. Я изготовил для ЦРУ две такие бомбы.

Вопрос: Вы говорите, что это была ваша последняя работа. Что же заставило вас прервать сотрудничество с ЦРУ?

Ответ: Я заметил, что во мне происходят перемены психологического характера. Причем наиболее сильные перемены произошли тогда, когда я поступил на работу в компанию по производству огнестрельного оружия. Мне хотелось жить, а я создавал приспособления для убийства людей.

Вопрос: При такой работе возможны несчастные случаи?

Ответ: Конечно, надо контролировать себя, в противном случае можно сойти с ума. В общем, я был сломлен физически и морально. Меня довели до такого состояния, что я чувствовал: что‑то должно произойти. Именно в это время у меня случился сердечный приступ. Я смог выйти на работу только через три месяца и был полон решимости покончить с тем, чем до сих пор занимался.

Кажется, всего через несколько дней после того, как я официально уволился из компании, мне позвонили домой, и я встретился с сотрудником ЦРУ. Ему якобы было поручено узнать о моем здоровье. Заодно он поинтересовался, чем я теперь занимаюсь, с кем встречаюсь и т. д. Он задавал мне безобидные и не связанные между собой вопросы. Когда я сказал, что больше не хочу работать на ЦРУ, меня стали расспрашивать о моих политических взглядах. Раньше эта тема никогда не затрагивалась. Но ведь они рассуждают так: если он не с нами — значит, против нас. Он спросил меня, не сохранил ли я копии «Дневника». Этот вопрос в достаточной мере раскрывал его мысли.

Я ответил: «Нет. Я ни с кем не связан и не намерен делать этого». В течение какого‑то времени мы с женой жили сносно, я занимался различной работой, давал консультации и т. п. Нам удавалось сводить концы с концами.