Олег Царев - КГБ в Англии

После лечения в санатории АРНО стал чувствовать себя лучше, хотя и не переставал пить и избивать жену. В мае 1933 года он привез в Париж на свидание с Быстролетовым очередную партию документов Форин Офиса. «Передавая пакет с материалами, АРНО сообщил, что он якобы не знает точно содержание пакета (последний был заклеен), и казался в этот момент вполне искренним, — писал Быстролетов. — Он заявил, что источнику заплатил полностью как за тетради, так и за депеши… Материалы были в казенном пакете из ФО, пакет — в кожаном портфеле из ФО». На этой же встрече АРНО предложил приобрести у «источника» «книгу К.» (коды Форин Офиса. — О.Ц.) и три таблицы (перешифровальные. — О.Ц.) по цене вдвое больше той, что была уплачена за аналогичный «товар» в 1932 году («это было в лучшую пору наших с ним отношений», — прокомментировал Быстролетов). Не отказываясь от сделки и имея в виду поторговаться, ГАНС поставил вопрос о прямой связи с источником и уходе АРНО на пенсию. АРНО ответил, что уже готовит к этому источника, но пока тот якобы не созрел.

АРНО приехал в Париж вновь 20 июня 1933 года вместе с женой, чтобы только сказать, что материалов он не доставил, так как не смог заплатить за них источнику. МАДАМ заявила, что привезла его силой, выполняя указания Быстролетова о соблюдении назначенных сроков. «Состояние АРНО было более благоприятное, чем можно было ожидать, — сообщал в Центр Быстролетов. — Он пьет с раннего утра целый День, постоянно пребывая в состоянии сильного опьянения. Однако болезненных симптомов пока не наблюдается, и при соответствующем давлении на него он еще в состоянии говорить о деле, перемещаться из страны в страну и пр. Однако в любой момент может последовать осложнение (доктор предсказывает скорое начало белой горячки; кроме того, в последнее время у него часто случаются тяжелые сердечные приступы, которые, по мнению врача, могут внезапно привести к смерти».

Быстролетов принимает решение — ехать с АРНО в Лондон, добиться знакомства с первоисточником или, если это не удастся, получить хотя бы материалы. «После этого АРНО немедленно едет в санаторий, а МАДАМ мы помещаем на месяц в каком-нибудь курортном местечке, — писал далее Быстролетов. — Когда их здоровье улучшится, мы возобновим работу по получению очередной почты и по выходу на первоисточника».

КИН сделал к письму Быстролетова приписку:

«Таково состояние дел по линии АРНО и наш план на ближайшие дни. Он весьма опасен, тем более что ГАНС будет жить в доме у АРНО, ибо только таким путем можно реализовать хотя бы незначительный % того, что этим планом предусматривается. Однако никаких других возможностей, в какой-либо мере обеспечивающих положительное решение поставленной задачи, — не имеется. Все исчерпаны».

Приехав в Лондон 23 июня, Быстролетов стал свидетелем сцен дикого пьянства в доме АРНО. Его сообщения в Центр являют клиническую картину последней стадии алкоголизма. «Я начал звонить во все санатории, умоляя прислать врача и сестер, — пишет Быстролетов. — Мне обещали, но потом сообщили, что ничего сделать не смогут. АРНО пробуждался, начинал буянить, порывался куда-то идти, кричал что-то о верховой езде, пробовал драться с женой, со мной. Я влил в него два стакана чистого джина, и он затих. Мы стали пытаться перенести его наверх… Было уже за полночь. Неожиданно явился один из врачей, с которым я говорил днем по телефону… Он накачал его наркотиком, вызвал карету «Скорой помощи», и в 2 часа АРНО увезли. Я сопровождал его… Обо всем позаботившись, под утро я вернулся из больницы. Самое худшее было позади. Через несколько дней АРНО придет в себя и будет в состоянии ходить. Нет. Никакого отступления, пока не выполню задачи — не отступлю».

В результате курса лечения в больнице АРНО пришел в норму и проявлял самое горячее желание произвести возможно быстрее передачу спецматериала. Но пока он находился в больнице, дело приняло совершенно неожиданный, неблагоприятный для Быстролетова оборот. Жена АРНО, окончательно решив развестись с ним, вывезла из дому все ценности и связалась со своим адвокатом, рассчитывая заполучить часть зарабатываемых ее мужем, как она полагала от коммерческой деятельности, денег. «Последний, пригласив ГАНСА в отдельную комнату, учинил ему настоящий допрос, заявив, что его не интересует АРНО, он защищает интересы МАДАМ, которой причитается 50 % из тех 2000 ф. ст. (со слов АРНО. — О.Ц.), которые АРНО зарабатывает. Поэтому: «Ваша фирма?», «Ее адрес?», «Ваш адрес?» и пр. — ГАНС наметил план, как от этого отвертеться. Однако на фоне серьезных подозрений в отношении самого АРНО и возможности адвоката в 24 часа проверить данные, полученные им от ГАНСА, КИН опасался, что ГАНС попросту может быть ликвидирован противником. Тем не менее директивы о его немедленном отъезде КИН не послал».

Почему? Объяснение такого своего решения, которое КИН (Базаров) дает в своем письме в Центр, — свидетельство духа революционной самоотверженности, характерного для разведчиков того времени.

И далее он развивает свою мысль:

«Уехать сейчас — значит, потерять источника, что при его значимости равно ослаблению нашей обороны и усилению противника. Возможные же потери — сегодня ГАНСА, завтра других товарищей — неизбежность, обусловленная характером решаемых задач».

Мнение Базарова разделял и сам Быстролетов. Вспоминая этот период, он пишегз своих мемуарах:

«Последовал приказ прекратить работу с АРНО и всем выехать на континент. Я подал заявление — оставить меня одного в Лондоне для последнего натиска — нужно было получить шифры на следующий год. Разрешение было получено».

В Гайд-парке он практиковался с АРНО в снятии слепков с ключей сейфов Форин Офиса. Когда АРНО овладел этим навыком, Быстролетов «благословил его на последний бой». Из Форин Офиса АРНО вернулся «мрачный и сообщил, что, по-видимому, его подозревают и, кажется, на сей раз обратили внимание на то, что он по-прежнему вертится около сейфов, хотя отношения к ним уже не имеет». Быстролетов снова поместил его в частную клинику, чтобы очистить мозг от алкоголя и освежить память, полагая, что по выходе из клиники АРНО вернется к делу и попробует достать шифры.

Пока Быстролетову оставалось только ждать. События тем временем принимали все более тревожный оборот. Адвокат МАДАМ был, несомненно, опасным человеком, но еще опаснее оказался сослуживец АРНО по имени Кемп, который в переписке фигурировал под псевдонимом РОЛАНД. До лета 1933 года он пару раз попадал в поле зрения Быстролетова и привлек его внимание только как потенциальный первоисточник материалов Форин Офиса. В июле 1933 года его роль в делах семьи Холлоуэй стала вдруг весьма активной. На правах приятеля и коллеги АРНО он зачастил в дом, интересовался его состоянием, зарубежными связями и прошлыми поездками за границу. Чтобы прояснить лицо РОЛАНДА — он мог действительно быть первоисточником, проверяющим честность своего посредника или ищущим в силу его недееспособности самостоятельного контакта с разведкой, — Центр поручил Быстролетову провести с ним личную встречу. Быстролетов попросил МАДАМ пригласить РОЛАНДА в дом на ужин, что та и сделала.