Алексей Шишов - Казачество в 1812 году

Но Большая Европейская война, начатая Французской империей, продолжалась, чтобы закончиться в поверженном Париже, куда в ранге победителей тоже вступят казачьи полки. Случится это знаковое для мировой истории событие только в году 1815-м.

Однако на исходе 12-го года далеко не всем казачьим партиям, бывшим на острие действий русской армии, довелось «с налета» перейти черту государственной границы, чтобы и дальше преследовать бегущего врага. Война для них закончилась на российской территории.

Партизанский отряд Дениса Давыдова уже «сел на коней», чтобы начать действия на польской территории против австрийцев корпуса Шварценберга, как был получен кутузовский приказ остаться в Новых Троках. Светлейший князь, еще с эпохи императрицы Екатерины II известный как опытный дипломат, «желал видеть австрийцев в добрых отношениях с нашими войсками». Действительно, вскоре Вена вновь встанет союзницей России по антинаполеоновской коалиции.

Сам Давыдов был вызван в Вильно к главнокомандующему. С небольшим казачьим конвоем он поспешил «на свидание» с великим полководцем России. Там отважный партизан узнает, что за «дела и труды» в кампании 1812 года император Александр I наградит его орденами Святого Владимира 3-й степени и Святого Георгия 4-й степени. Высокие пожалования ждали отрядных офицеров, казаков и ахтырских гусар.

От Новых Трок до селения Поныри зимняя дорога была свободна и гладка. У последнего селения, где дорога разделялась на Новые Троки и на Ковну (Каунас), «груды трупов человеческих и лошадиных, тьма повозок, лафетов и палубов едва оставляли мест для проезда; кучи еще живых неприятелей валялись на снегу или, залезши в повозки, ожидали холодной и голодной смерти. Путь освещаем был пылающими избами и корчмами, в которых горели сотни сих несчастных. Сани на раскатах стучали в закостенелые головы, руки и ноги замерзлых, и проезд от Понырей до Вильны сопровождаем был разного диалекта стенаниями страдальцев… восхитительным гимном избавления моей Родины!»

Так писал отважный партизан Денис Давыдов, прославившийся в Отечественной войне 1812 года доблестными делами своей летучей партии, состоявшей из донцов и бугцев, казаков-тептярей и ахтырских гусар. Его отряд с боями прошел весь путь из подмосковных лесов на Смоленской дороге до самой черты государственной границы.

…Офицеру 23-го конно-егерского полка французской армии де Марбо (потом барон и генерал-лейтенант, генерал-губернатор Алжира) в ходе Русского похода Бонапарта повезло: он вышел из России. Правда, в один из последних дней ноября, вскоре после получения чина полковника, он получил ранение казачьей пикой. Марбо лично знал Наполеон: низложенный император французов, будучи сослан на остров Святой Елены, завещал ему огромную сумму в 100 тысяч франков для написания работы в защиту славы Великой армии. Барон действительно написал свои мемуары, наполненные «перлами» и «клюквой», но не правдой о войне в России.

Полковник Марбо называет себя с остатками полка конных егерей одними из самых дисциплинированных среди бежавших наполеоновцев. Он пишет, что его подчиненные спаслись от морозов благодаря его настойчивости: каждый кавалерист полка еще летом запасся курткой из толстой овчины. Его конные солдаты голода не знали, так как опытный фуражир мог обнаружить запасы зерна в селах по обе стороны дороги.

Марбо дает свои разъяснения действиям армии противника. Так, он объясняет «позднее появление» перед отступавшими войсками императора Наполеона регулярных русских войск (не казаков) тем, что «солдаты Кутузова хуже переносили сильные морозы, чем французы, частично потому, что зимой они привыкли сидеть по домам, в которых на полную тягу топились печи». То есть сидели всю зиму на теплых лежанках, не часто выходя на улицу, как это делают зимой французы.

Барон империи утверждает, что русский авангард редко сближался с французским арьергардом на расстояние мушкетного выстрела, «только казаки нависали с флангов, и, когда им удавалось схватить кого-нибудь из отставших солдат, они занимались тем, что грабили пленника и бросали его умирать на морозе».

Такое жестокое отношение к измученным отступлением французам со стороны казаков мемуарист де Марбо объясняет следующим образом: «Взять в плен – означало отказаться от возможности мародерства, а вдоль дороги оставалось немало добра, которым можно было поживиться, включая содержимое царской сокровищницы».

Марбо рассказывает и о том, как казаки нападали на колонну, в рядах которой шли его конные егеря: «Иногда казаки подтягивали на санях одно из легких орудий, из которого стреляли по едва бредущей шеренге, но их артиллерийских навыков было недостаточно, и они не могли причинить много вреда». Здесь уместно отметить, что расчеты донских конных орудий за войну 12-го года много раз бывали в самых яростных переделках, традиционно демонстрируя и меткость огня, и скорострельность, и умение маневрировать на поле боя.

Полковник конных егерей в своих мемуарах утверждает, что французская кавалерия благополучно добралась (!) до самой границы, до города Вильно. Его конные егеря вошли в этот город 9 декабря (?), «останавливаясь время от времени, чтобы освободить удила своих лошадей от сосулек, которые образовывались от дыхания».

Барон де Марбо утверждает и такое: «Каждый раз, когда по сугробам навстречу казакам скакал конный отряд французов, они рассеивались и исчезали». То есть, по Марбо, выходит, что всю войну не французы с союзниками боялись казаков (чему мемуарных свидетельств более чем достаточно), а казаки боялись даже малого числа кавалерии неприятеля, что полковник, лично знакомый самому императору, мог наблюдать весь Русский поход Наполеона.

После бегства французов через пограничный Неман донской атаман М. И. Платов с прискорбием писал главнокомандующему о состоянии на день победы казачьей иррегулярной конницы:

«…В донских полках… не более осталось казаков, как в лучшем полку полтораста человек на таких лошадях, кои могут еще, хотя и с трудностию, действовать: в прочем сделалось много казаков больных разными болезнями, ознобивших ноги в бывшие сильные морозы… и немало осталось их за устолью лошадей, которые хотя и собираются к полкам, но все еще не собрались…»

Все это было прямым следствием непомерных тяжестей и лишений быстрого преследования наполеоновской армии, ведения партизанских действий, требовавших высокой маневренности. Атаман М. И. Платов не напоминал о том высокому начальству до самых последних дней «грозы 12-го года». Но когда казачья конница вышла на берега Немана, об этом сказать уже надо было непременно.

Казачьи полки «выдохлись» к концу войны: измотались и люди, и их степные кони, полгода не знавшие отдыха и достаточного пропитания. Конский состав в войну не «ремонтировался», то есть свежие кони в казачьи войска не поступали. Лошади же, отбитые у неприятеля, никак не годились для казаков.