Алексей Шишов - Казачество в 1812 году

Как видите, мой ранец должен был весить немало, но, чтобы облегчить его тяжесть, я выкинул из него свои белые лосиные брюки, предвидя, что они не скоро мне понадобятся. На мне же был надет сверх рубашки жилет из стеганого на вате желтого шелку, который я сам сшил из женской юбки, а поверх всего – белый воротник, подбитый горностаем; через плечо у меня висела сумка на широком серебряном галуне, в сумке было также несколько вещей, между прочим – распятие из серебра и золота и маленькая китайская ваза. Эти две вещицы избегли крушения каким-то чудом, и я до сих пор храню их как святыню. Кроме того, на мне была моя амуниция, оружие и шестьдесят патронов в лядунке».

Сержант полка фузилеров-гренадер Адриен Бургонь, кавалер ордена Почетного легиона и будущий су-лейтенант наполеоновской армии, стал для истории Отечественной войны 1812 года «собирательным» образом французского завоевателя. Казакам, которые «роились» вокруг Смоленской дороги, на дорогах от Смоленска к государственной границе с такими Бургонями приходилось сталкиваться едва ли не каждый день. Симпатий к ним, естественно, ни казаки, ни особенно местные жители-крестьяне не испытывали.

19 октября генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов шлет атаману М. И. Платову предписание усилить сбор разведывательных данных о передвижениях наполеоновской армии, указывая на важность разрушения переправ на путях ее движения:

«При нынешних обстоятельствах мне непременно нужно, чтоб Ваше высокопревосходительство доставляли как можно чаще сведения о неприятеле, ибо, не имея скорых и верных известий, армия сделала один марш (от Адамовского к Кременскому по направлению к Гжатску. – А.Ш. ) совсем не в том направлении, как бы ей надлежало, отчего весьма вредные следствия произойти могут. Я надеюсь, что сей отступной марш неприятелю сделается пагубным, и что Вы наиболее тому способствовать можете.

Почему Вы не оставите почитать главным предметом разрушение переправ, через которые неприятель идти должен, для чего отделите нужную партию, которая бы, стараясь упреждать неприятеля полумаршем, могла бы сим способом останавливать его марш.

Избрав исправный казачий полк, Ваше высокопревосходительство, ему предпишите явиться в главную квартиру и состоять впредь при оной».

…Определение важности сбора разведывательной информации и разрушения любых речных переправ определялось следующим обстоятельством. В тот же день 19 октября кутузовская армия начала движение к Вязьме. Теперь в ее рядах говорили только о том, что «изгнание француза из России началось». Вера в то была общая, хотя до берегов пограничного Немана предстоял еще долгий и тяжелый путь, закончившийся в лютые декабрьские морозы.

Атаман Платов по такому случаю расстарался: он настиг неприятельский арьергард маршала империи Л. Н. Даву у Колоцкого монастыря и навязал ему бой. Французы старались удержаться на занимаемой позиции как можно дольше, чтобы дать возможность главным силам Великой армии и обозам уйти вперед подальше. Казаки настойчиво атаковали и «расстроили» (уничтожили) два вражеских пехотных батальона, взяв два знамени.

Маршалу Даву пришлось отступить от Колоцкого монастыря, бросив в его ограде 27 орудий «по негодности находившихся под ними лошадей». То есть состояние конских упряжек французской артиллерии было таково, что они по «изношенности» не могли тащить по дороге пушки и зарядные ящики. Добычей казаков стал и вражеский обоз, состоявший из повозок с награбленным в Москве добром.

На коротком пути от города Можайска до Колоцкого монастыря, что в 8 километрах от Бородино, неприятель бросил 500 изнуренных лошадей, годных разве что на мясные порции солдатам. Об этом атаман М. И. Платов в тот же день 19 октября, дойдя до Гриднева, донес эстафетой главнокомандующему. Такая информация полководцу «рассказала» о многом.

21 ноября М. И. Голенищев-Кутузов из местечка Раваничи писал генералу от кавалерии А. П. Тормасову о действиях полков атамана Платова в преследовании остатков главных сил Великой армии следующее: «…Граф Платов… старается выигрывать марш над неприятелем и атакует его беспрестанно во фланге и в голове колонн».

Арман де Коленкур свидетельствовал о достоинствах казачьей конницы на войне: «Сторожевое охранение у казаков было лучше, чем у нас; их лошади, пользовавшиеся лучшим уходом, чем наши, оказывались более выносливыми при атаке, казаки нападали только при удобном случае и никогда не ввязывались в бой».

О ночном бое с 25 на 26 сентября близ Малых Вязем Арман де Коленкур записал в своем «Дневнике» следующее:

«24 сентября Можайская дорога была совершенно перерезана корпусом русских драгун и казаков. Император направил туда несколько гвардейских стрелковых и драгунских эскадронов, и у них был ряд успешных столкновений с русской кавалерией. Наши драгуны, одержав верх, слишком далеко преследовали неприятеля, были окружены и должны были уступить численному превосходству русских. Командовавший эскадронами Марто, несколько других офицеров, драгуны и часть двух сводных эскадронов попали в плен.

Эта маленькая неудача, которую потерпела гвардия, хотя она и сражалась с большой отвагой, была неприятна императору не меньше, чем проигрыш настоящего сражения. Правда, и на всех остальных этот случай произвел тогда больше впечатления, чем выбытие из строя 50 генералов в сражении под Москвой.

Смоленская дорога была перерезана неприятельскими отрядами еще и в других местах; таким образом, мы не имели больше надежного коммуникационного пути, связывающего нас с Францией. Вильно, Варшава, Майнц, Париж уже не получали каждый день приказов монарха великой империи. Император напрасно ожидал в Москве сообщений своих министров, донесений губернаторов, новостей из Европы. На всех лицах было написано, что никто не думал о возможности такой помехи».

…Бои во время преследования Великой армии шли каждодневно. Большие и особенно малые, оставившие, однако, свой след в журналах военных действий и воспоминаниях участников войны.

Наполеоновская армия по столбовой (Новой) Смоленской дороге уходила к Вязьме, вполне боеспособная, не имея еще в походных колоннах расстроенных рядов, если не считать спешенных, безлошадных кавалеристов. Корпус маршала Даву продолжал составлять ее арьергард, «заключая марш». Усиленный летучий казачий корпус Платова едва мог догонять его. 20 октября донской атаман писал в Главную квартиру кутузовской армии о том, что «неприятели бегут так, как ни одна армия никогда ретироваться не могла».

…Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский в «Описании Отечественной войны 1812 года» дал красочную картину того, как Великая армия императора французов стала разлагаться еще до сражения у Вязьмы, по пути к ней из Можайска. С такой картиной первыми столкнулись из преследователей Наполеона платовские казаки: