Юрий Чернер - Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него

К сожалению (или к счастью?), просто жизнь, жизнь общества в целом, вне профессиональных структур, — направленному отбору не поддается. А если поддается, если в обществе или в государстве, особенно в государстве, обладающем чрезмерной властью над гражданами, приобретают силу какие-то группы, диктующие направления преобразований, то почему-то непременно дело идет к беде…

Кеннеди, Джонсон и Никсон, а также их соперники в борьбе за президентство, все без исключения давали директору ФБР Гуверу гарантии, что не отправят его в отставку. Откровенный его противник, Роберт Кеннеди, который наверняка уволил бы бессменного директора, был убит. Достаточно влиятельных политических противников, которые готовы были бы вступить с Гувером в открытую борьбу, вроде бы не оставалось — в известной мере из-за наличия и умелого использования директором тщательно собранного десятилетиями архива. Сведения, содержащиеся в досье, которые сохранял Гувер в отдельном хранилище (кстати, большинство досье верный друг Толсон уничтожил после смерти директора), почти всегда могли бы принести серьезные карьерные осложнения при обнародовании в соответствующих газетах. Конечно, не на всех был достаточный «компромат», и политические противники не молчали, — но в плюралистическом обществе такая борьба могла продолжаться десятилетиями. И все-таки происходили необратимые перемены. Гувер все больше дряхлел, и одновременно с признаками маразма усиливался маниакально-депрессивный психоз. И это отмечали компетентные люди, и требовали принятия мер. Дошло до того, что специальные агенты из полевых офисов направляли генеральному прокурору письма, где обращалось внимание на прогрессирующее дряхление директора и явные признаки психического расстройства. Начали появляться не только газетные публикации в прессе различного толка, но и книги, написанные отставными джи-менами, в которых содержалась отнюдь не апологетика и ведомства вообще, и уж Гувера — в особенности. Вслух было сказано и растиражировано на весь мир едва ли не все, что накопилось на Дж. Э. за десятилетия — от его мании величия и ксенофобии до сексуальных девиаций и связей с мафиози. И самое страшное, оказалось, что ни авторов, ни редакторов традиционными приемами не запугать и не заставить замолчать. И времена существенно изменились, и «смелых» стало слишком много. Прежние жупелы и страшилки, когда на каждого выдвигались то обвинения в связи с коммунистами, то сведения о сексуальных или подобных похождениях [93], уже не срабатывали. По моему мнению, сказалась деидеологизация общества, рост внутренней свободы и раскрепощенности — хорошо это или плохо. Происходил и важный перелом в ходе «холодной войны». Количество накопленного оружия массового уничтожения настолько превысило военные потребности, что это, наконец, стало осознаваться обществом. Два десятилетия страха перед противником стали исподволь сменяться гораздо более обоснованным страхом перед самим фактом существования оружия десятикратной или стократной ядерной смерти — и факта существования военно-политических систем, способных эту смерть спровоцировать. Страх перед случаем, возможно, более обоснован; но на Западе более характерен страх перед маньяком. За ФБР всегда — как за любой серьезной службой безопасности, — маячила тень тоталитаризма, а тоталитарная система, как совершенно ясно стало даже не слишком сведущими в истории, и сама по себе чрезвычайно опасна в руках маньяков, и одновременно провоцирует продвижение патологических личностей к самой верхушке. Маниакальное поведение Гувера удесятеряло все страхи и опасения: он как бы становился наглядным олицетворением худшего пути развития государственной институции.

Кроме того, во всем западном мире как раз в тот период наметился пик общественной активности, речь шла уже о «студенческих революциях», о настоящих боях. В США тоже проливалась кровь: в частности, не раз солдаты национальной гвардии открывали огонь по студентам-демонстрантам. Предельно обострилось и антивоенное движение. Старые штампы отбрасывались повсеместно — и на этом фоне Гувер выглядел уже просто каким-то доисторическим чудовищем. Гувер лично отдавал приказы о компрометации, клевете, судебном и внесудебном (вплоть до расправ руками мафиози) преследовании отдельных граждан, в том числе прекрасной актрисы Джоан Си-борг, актера Дика Грегори, многих лидеров «Черных Пантер». В то же время на переломе семидесятых произошел настоящий всплеск терроризма [94]. Чуть ли не ежемесячно в США гремели взрывы. Бомбы разворотили административные здания «IBM», «GT», «Mobil oil соmр». Почти пятьдесят человек погибли. Но из сорока тысяч терактов того периода намного больше половины прошли для организаторов не только безнаказанно, но ни полиции, ни ФБР даже не удалось установить ни мотивы, ни каким-то образом причастный круг людей и организаций.

По сути, это был настоящий провал работы по обеспечению внутренней безопасности. И можно не сомневаться, что среди миллионов американцев, которые считали, что Гувер должен немедленно уйти, было и какое-то количество людей, которые думали о конкретных способах.

В 1970 году был создан, под руководством помощника президента Т. Хастона, Комитет начальников спецслужб, который был призван выяснить причины недостаточной информации о радикальных группировках и элементах, и наметить меры по улучшению внутренней безопасности. По ряду причин Гувер высказывался едва ли не против всего, что рекомендовалось Комитетом — но отнюдь не от чрезмерного уважения к демократическим институциям [95]. О причинах этого хорошо сказал один из самых осведомленных людей того времени — президент Ричард М. Никсон: «Гувер полностью поддержал бы план Хастона, если бы реализация этого плана была доверена ему. Он не доверял ЦРУ, он не доверял никому. Он параноидально боялся всего, что могло бы спровоцировать кампанию против него в прессе…»

Гувер не просто не доверял ЦРУ и другим агентствам. Он приказал полностью и жестко прекратить все контакты ФБР и с Центральным Разведывательным Управлением, и с АНБ, и даже с военной контрразведкой. Такая самоизоляция Бюро являлась прямой и реальной угрозой национальной безопасности. Это понимали и во всех спецслужбах, и в самом ФБР, и в Белом доме. Но, как известно, «…Никсон был совсем не тем человеком, который мог бы пойти на риск ради идеи». Тем не менее то, на что прямо не пошел находящийся «на крючке» гуверовского компромата осторожный Никсон, стали без особого шума реализовывать его помощники: тот же Хастон, а затем сменивший его, столь же молодой и энергичный Джон Дин.