Михаил Толочко - Военные разведчики XX века

К тому же Мотинов и Рогов, вопреки элементарным нормам конспирации, по своей инициативе стали заводить подробные личные дела на всех, с кем они работали или которых разрабатывали. В делах содержались имена, адреса, места работы и другие данные. Все это хранилось в сейфе у Мотинова, и ключ по правилам мог быть только у него. Второй ключ на всякий «пожарный» случай, опечатанный в специальном пакете, хранился у старшего шифровальной комнаты и никому не выдавался. Мотинов по глупой наивности не предполагал, что Гузенко уже давно пользуется вторым ключом, прочитывает все документы и снимает с них копии.

Кроме того, по существующим правилам шифровальщик должен жить в помещении, имеющем экстерриториальность. У Гузенко был маленький ребенок, который иногда по ночам кричал, а жена Заботи-на, жившего в том же доме, не терпела детского плача. В результате Заботин заставил Гузенко переехать на частную квартиру.

История его побега довольно необычна. Еще в сентябре 1944 года начальник Управления принял решение об отзыве Гузенко, а до того приказал переселить его в дом военного атташе. Полковник Заботин из-за возражений жены не выполнил приказа. Через год, в августе 1945 года, тогдашний начальник ГРУ генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов отправил телеграмму с категорическим приказом Заботину немедленно отправить Гузенко и его семью в Москву. После этого Кузнецов с гордостью показал мне содержание телеграммы — я схватился за голову. Дело в том, что телеграмму-то расшифровывал сам Гузенко. Она содержала явные угрозы и ускорила его побег.

Он собрал документы и вечером 5 сентября 1945 года тайно покинул квартиру. Гузенко обращался в газеты, в разные учреждения, всюду предлагал свой «товар». Но в течение двух дней ему никто не верил и не хотел слушать. Лишь 7 сентября он в конце концов попал в надежные руки Королевской канадской горной полиции (так называемая полицейская служба Канады). То, что увидели эксперты в материалах Гузенко, повергло их в шок. Список агентов включал многих известных в Канаде и за ее пределами людей — членов канадского парламента, ученого-атомщика, руководящих деятелей компартии и некоторых лиц в других странах.

Премьер-министр Канады сразу же направился в Вашингтон проинформировать президента США и посоветоваться с ним. Поскольку связи канадской сети простирались и в США, и в Великобританию, полиция оповестила контрразведывательные службы этих стран. В Канаду прибыли видные специалисты по советской разведке.

Гузенко, вскоре исчерпав всю информацию, содержавшуюся в украденных материалах, стал выдумывать имена, истории, которых на самом деле не было. Но такие крупные эксперты, как Райт в Великобритании и Англетон из американского ЦРУ, подозревавшие абсолютно всех, верили и тратили время, деньги на проверку услышанного.

Чтобы представить себе и понять, что в это время происходило в Москве, какова была реакция на побег Гузенко, надо вернуться немного назад, в 1944 год.

Весной того года было принято решение отправиться мне как заместителю начальника Первого управления военно-стратегической разведки в США, Канаду и Мексику, чтобы познакомиться и пообщаться с теми нашими работниками, которые работают официально в аппарате военного атташе или под «крышей» официальных учреждений. Было оговорено, что ни с кем из наших людей, находящихся на нелегальном положении, я встречаться не должен.

Вопрос о том, в качестве кого ехать, долго не обсуждался. Я был назначен старшим дипкурьером, вторым же дипкурьером ехал со мной Григорий Косарев, штатный дипкурьер МИДа СССР. Ехал я под фамилией Мильский, которую принял, когда первый раз отправился в США вместе с семьей в 1934 году. Самое трудное оказалось выбрать маршрут до Америки, поскольку шла война. После долгого обсуждения остановились на казавшемся тогда наиболее коротком, но таком экзотическом маршруте: Москва — Баку — Тегеран — Хаббания — Лидда — Каир — Алжир — Касабланка— Азорские острова — Прескайл (США) — Нью-Йорк — Вашингтон — Мексико-Сити — Сан-Франциско — Лос-Анджелес — Оттава — Нью-Йорк — Ном (Аляска) — Уэлькаль (Чукотка) — Якутск — Красноярск — Казань — Москва. Не знаю, можно ли отыскать еще кого-нибудь, кто когда-либо проделал такой же сложный и увлекательный путь.

В Оттаву я прибыл вместе с Косаревым где-то в первой декаде июня 1944 года, а 16 июня отправился в Нью-Йорк.

Сдав почту, я приступил к работе и вскоре встретился с Заботиным. Я впервые виделся с ним. Он выглядел очень привлекательно: стройный, моложавый, с красивой кудрявой седой шевелюрой. Беседовали мы на территории посольства, так как посещать дом военного атташе я остерегался.

Я расспрашивал его о каждом оперативном работнике и не предполагал говорить о Гузенко, поскольку он относился к группе технических работников. Но неожиданно сам Заботин заговорил о нем с большой похвалой: молодой, но очень старательный работник. Он просил о встрече со мной. К моему большому удивлению, я узнал, что Гузенко живет на отдельной квартире, а не в доме военного атташе. Вначале я даже не поверил и спросил Заботина, по чьему разрешению. Он объяснил, и я сказал, что Гузенко необходимо немедленно переселить в здание военного атташе. Заботин был расстроен этим, но возражать не стал. После этого разговора у меня остался неприятный осадок.

Затем побеседовал я с Мотиновым — главным помощником Заботина по оперативной работе. На этот раз беседа проходила в специальной комнате, куда доступ имели немногие, среди них Мотинов и Гузенко.

Комната находилась рядом с шифровальной. Это было самое секретное место в посольстве. Мотинов показал сейф, где хранятся все его документы. Когда я спросил, кто имеет к ним доступ, он ответил, что только он и никто больше. У меня не было времени, и я не стал проверять содержимое сейфа. Наступила очередь Гузенко. Мы беседовали в посольстве. Как всегда в таких случаях, я начал издалека: как семья, чем занимается жена в свободное время, что делает сам в выходные дни, каковы квартирные условия, не хочет ли он вернуться в Союз, как с языком — и ни слова о работе.

Неожиданно он начал говорить о том, что хотел бы тоже участвовать в оперативной работе. Это для меня было странно и неожиданно.

— Что конкретно вы знаете о нашей работе? — спросил я его.

Он насторожился, лицо стало напряженным, он отвел глаза в сторону, говорил о низком окладе, о неважной квартире, но что в целом доволен работой и хотел бы еще раз, когда у меня будет время, поговорить.

Я тоже решил знакомство с Гузенко продолжить. Дело в том, что, когда я выезжал за рубеж с инспекционной поездкой, я всегда пользовался только собственным шифром, который знали только я и Центр. Так было и на этот раз. Однажды я зашифровал свою телеграмму и сдал ее Гузенко для отправки. Он долго ее разглядывал и вдруг сказал: