Уильям Блум - Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны

Выражение «кризис доверия» (credibility gap) появилось в американском языке после всех этих диких обвинений и частых противоречивых заявлений американских официальных лиц. «Кризис доверия» преследовал Джонсона в ходе всего его президентского срока [44].

Историк Ричард Барнет (Richard Barnet) подметил еще одну интересную сторону у американской пропаганды того времени:

«Для оправдания вторжения, которое вызвало волну недовольства и неприятия со стороны традиционных друзей США из-за их грубых действий и пелены лжи, которой это вторжение было окутано… [Вашингтон] начал прямые нападки на концепцию невмешательства — краеугольный камень латиноамериканской политики, освященный многочисленными договорами, декларациями и речами в духе панамериканизма… Помощник госсекретаря Томас Манн заявил корреспондентам газет, что Уставы Организации американских государств и ООН были написаны «в терминологии XIX века»… Аверелл Гарриман (Averell Harriman) заметил в Монтевидео, что принцип невмешательства становится «устаревшим». В результате голосования — 315 голосов против 52 — палата представителей США провела резолюцию… оправдывающую одностороннее применение силы в отношении иностранной территории любой страной, которая считает, что ей «прямо или косвенно» угрожает «международный коммунизм»… Президент заявил в своей речи: «Прежде всего хочется отметить, что в условиях современной действительности старые концепции и старые ярлыки абсолютно неуместны. В современном мире, где враги свободы говорят о «войнах за национальное освобождение», старое различие между «гражданской войной» и «всеобщей войной» уже во многом потеряло свое значение… Момент принятия решения должен быть и моментом для начала активных действий».

«В этом и состоит сущность «доктрины Джонсона», — писал Барнет, — по сути, неограниченная заявка на придание законности военному вмешательству в гражданские волнения» [45].

Последние части армии США покинули Доминиканскую Республику в сентябре 1966 года. Это было время, когда прекращение огня сменялось нарушением перемирия, а переговоры с временными правительствами казались бесконечными.

В июне 1966 года состоялись выборы, на которых Хоакин Балагер с большим отрывом победил Хуана Боша. Это было неудивительно. На протяжении пяти лет народ Доминиканской Республики жил в атмосфере хаоса и насилия. Горький опыт привил им сильное стремление к нормальной жизни, к порядку, без иностранного вмешательства, без патрулирующих улицы солдат, без комендантского часа, слезоточивого газа и кровопролития. Торчащая, словно бельмо в глазу, американская солдатня на улицах городов, повсеместная пропагандистская шумиха американцев о «красной угрозе» и связанных с ней конституционалистах, доминиканские военные, сохранившие дух и идеологию Трухильо. Доминиканцы видели в возможной победе Боша на выборах опасность того, что все эти ужасы прольются на их головы снова. А Бош, который незадолго до выборов вернулся домой, был настолько испуган за свою личную безопасность, что всю кампанию просидел в своем доме.

Хоакин Балагер оставался у власти 12 последующих лет, управляя народом в традиционном латиноамериканском стиле, когда богатые богатеют, а бедным с трудом удается прокормить своих голодных детей. Демократия в таком обществе остается чуждой идеей, а полиция и военные регулярно похищают, пытают и убивают противников режима и терроризируют профсоюзных лидеров [46].

Однако новый президент лично не был таким монстром, каким был Трухильо. В стране были относительное спокойствие и мир. Над ней не сгущались «коммунистические угрозы». Экономика была открыта для иностранных инвестиций, и американские корпорации со своими крупными капиталами устремились в страну. В стране были стабильность и порядок. А люди, которые правили Соединенными Штатами, были удовлетворены происходящим. Быть может, кто-то из них пришел к мысли, что антикоммунистическое либеральное правительство было недостижимым идеалом, поскольку любое движение, выступающее за истинную демократию и социальные реформы, неизбежно привлечет в свои ряды лиц, которых США неизменно относят к категории «коммунистов». Вашингтону же затем приходится дискредитировать, вести подрывную деятельность и в конечном итоге уничтожать такое движение.

Существование революционного социалистического правительства с крепнущими связями с Советским Союзом в каких-то 90 милях от побережья США неприемлемо для уважающей себя сверхдержавы, настойчиво заявляла администрация США. И в 1961 году Соединенные Штаты совершили вторжение на Кубу.

Однако менее чем в 50 милях от Советского Союза находился Пакистан, близкий союзник США и член СЕАТО (Организации договора о Юго-Восточной Азии), основанного в 1955 году Соединенными Штатами антикоммунистического альянса. Непосредственно граничил с СССР Иран, еще более близкий союзник США. В Иране находились неусыпные станции радиоэлектронного перехвата, с его территории против СССР велась авиаразведка и засылались агенты в Армению. Рядом с Ираном, тоже на границе с СССР, находилась Турция — с 1951 года член смертельного врага Советского Союза НАТО.

В 1962 году в ходе Карибского кризиса Вашингтон, по-видимому, изрядно струхнув, заявил на весь свет о том, что СССР развертывал на Кубе «наступательные» ракеты. США быстро установили «карантин» острова: демонстративно развернутая в Карибском море мощная военно-морская группировка останавливала и обыскивала все суда, направлявшиеся на Кубу, заворачивая обратно любое судно, где обнаруживался какой-либо груз военного назначения.

Однако у самих США уже имелись ракеты и бомбардировщики, развернутые в Турции и Западной Европе, нацеленные на Советский Союз. Советский руководитель Никита Хрущев позднее писал:

«Американцы окружили нашу страну военными базами и угрожали нам ядер-ным оружием, а теперь им предстоит самим узнать, каково оно, когда на тебя направлены ракеты противника; мы не сделаем ничего иного, кроме как угостим американцев их собственным лекарством… В конце концов, у Соединенных Штатов не было с нами какого-либо морального или юридического конфликта. Мы не предоставляли кубинцам чего-либо такого, что американцы не предоставляли своим союзникам. У нас были те же права и возможности, что и у американцев. Наше поведение на международной арене определялось теми же правилами и ограничениями, что и поведение американцев» [1].

Чтобы все поняли правила, которых придерживался Вашингтон и которых, очевидно, не понял Хрущев, журнал «Тайм» поспешил пояснить их: «Что касается коммунистов, за этим уравниванием [предложением Хрущева о взаимном выводе ракет с Кубы и из Турции. — Авт.] явно стояли их тактические мотивы. Что до сторонников нейтралитета и пацифистов [приветствовавших предложения Хрущева. — Авт.], оно выдало их интеллектуальное и моральное замешательство». Похоже, данное замешательство заключалось в их неспособности отличить своих от врагов, поскольку «предназначением американских баз в Турции являлся не шантаж СССР, а укрепление оборонительной системы НАТО, созданной для предотвращения советской агрессии. Будучи членом НАТО, Турция приветствовала размещение на ее земле американских баз в качестве средства укрепления ее собственной обороноспособности». Кубе же, которая всего лишь за год до этого отбила вторжение, похоже, беспокоиться о своей обороне не приличествовало. «Тайм» продолжал свои нотации: