Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

Разведка по причине своей специфики и последствиям крайне персонифицирована. Каждый успех или поражение имеет, по большому счету, свое имя. Иногда они становятся достоянием общественности, но чаще всего надолго, если не навсегда, сведения об этих успехах и поражениях будут «похоронены» за крепкими дверями ведомственных архивов. Этим также вызвано обращение автора к названным персонам, так как, в силу сложившихся обстоятельств, источники, отражающие их профессиональную деятельность, за рубежом уже прочно вошли в научный оборот, но, к сожалению, малоизвестны или вовсе не известны русскоязычному читателю.

Так получилось, что зарубежная историография довоенных разведок, включая советскую, обогащенная поистине огромным массивом документальных свидетельств и авторских работ, по их вводу в научный оборот оставила далеко позади себя российскую историографию предмета. Складывается парадоксальная ситуация, когда за рубежом, в рамках национальных историографий, история советской разведки подчас изучена лучше и качественнее, чем в самой России.

В этой связи трудно не согласиться с выводами участников научной конференции по истории отечественных органов безопасности о необходимости количественного и качественного пополнения источниковой базы предмета [3] Материалы конференции (круглого стола) «Современная историография и источниковедение истории отечественных органов госбезопасности. Тенденции развития» / Труды Общества изучения отечественных спецслужб. М.: Кучково поле, 2007. Т. 3. .

А пока же при описании отдельных сюжетов агентурного противоборства в довоенной Европе без версий и гипотез никак не обойтись.

Любую гипотезу, относящуюся к тематике деятельности и истории спецслужб, можно и нужно рассматривать, какой бы невероятной она ни казалась на первый взгляд. Но только непременным условием такого анализа должно быть наличие хоть каких-нибудь документальных свидетельств, доказывающих или опровергающих исследуемую версию. Пусть они напрямую не относятся к предмету исследования, пусть фрагментарны, но они должны как минимум дать возможность исследователю точно сформулировать вопросы, касающиеся существа проблемы. Ведь, как известно, правильно поставленный вопрос — половина ответа.

При описании эпизодов тайной войны в предвоенной Европе мы не ставили перед собой задачу дать ответы на такие вопросы, относящиеся к исследуемым сюжетам. При существующей источниковой базе, несмотря на большой объем свидетельств, сегодня это вряд ли возможно.

Поэтому сразу хочется предупредить читателя, что при описании некоторых разведывательных операций мы будем вынуждены ступать на «зыбкую» почву догадок и предположений, обусловленных самим характером специальной деятельности в целом и недостатком достоверных источников, которые могли бы пролить свет на некоторые тайные страницы истории.

В ней будут участвовать многие знаковые фигуры международного шпионажа тех лет, судьбы которых причудливым образом переплелись на поприще тайной войны и которые прямо или косвенно повлияли на исход многих эпизодов агентурного противоборства между спецслужбами европейских стран, включая СССР.

Автор благодарит профессора Российского государственного университета им. И. Канта Ю. В. Костяшова за содержательные рекомендации и информационную помощь.

В научно-популярной литературе и публицистике, посвященной истории специальных служб, давно уже прижились такие понятия и образные выражения, как «крот» и «троянские кони», отражающие использование в разведывательной и контрразведывательной деятельности спецслужб института агентов-двойников как одного из самых эффективных средств борьбы со своими противниками. На образном русском языке, понятном всем кинолюбителям, аналогом этих понятий является уже плотно вошедшее в обиход выражение — «засланный казачок». Когда оно произносится, всем вспоминаются незабываемые образы героев советского кинематографа, запечатленные в трилогии о неуловимых мстителях, и образ самого «засланного казачка» — Даньки.

Официальный же язык практиков от спецслужб, то есть язык, на котором в документальном виде отражаются ход и результаты проводимой ими работы, далек от такой образности и оперирует более конкретными понятиями, такими как «агент-наводчик», «агент-вербовщик», «агент внедрения», «разработка» и т. д.

В многочисленных публикациях на тему деятельности спецслужб бросается в глаза не всегда оправданное употребление авторами отдельных понятий и специфических терминов, обусловленное подчас уже сформированными в общественном сознании стереотипами и уводящее читателя в сторону от существа исследуемых вопросов. Как риторический прием (автор этих строк сам им пользуется, не стараясь, впрочем, «злоупотреблять») такое употребление вполне уместно, но не совсем уместно, если вкладываемый в такие понятия смысл имеет мало общего с реальной практикой специальной деятельности.

Для пояснения сказанного приведем самый простой пример. Понятие «разведка» во многих публикациях имеет в большинстве случаев расширительное толкование, особенно в уже ставших «притчей во языцех» формулировках типа «разведка доложила точно» или, возьмем «смягченное» выражение, — «разведка установила» и т. д.

Так и представляется огромное здание где-нибудь на Тирпицуфер или Лубянской площади, где в тиши кабинетов трудятся многочисленные аналитики и направленцы, во всех подробностях и деталях осведомленные о проводимых по всему миру важных разведывательных операциях, результаты которых их коллективными усилиями через некоторое время будут доложены первому лицу государства. На самом деле число участников и самих операций и лиц, имеющих отношение к полученной информации в штаб-квартире разведки, всегда было небольшим.

Попробуем приблизительно подсчитать их число на примере стандартной агентурной операции так называемой «легальной» резидентуры, действующей, например, под дипломатическим прикрытием в описываемый нами период. Отдельно оговорим, что содержание агентурной информации, равно как и данные на ее источник, будет доступно еще меньшему кругу лиц. Также укажем, что в данном примере речь идет о конечном ее «продукте», своеобразной квинтэссенции всех проводимых агентурных и аналитических мероприятий — итоговом документе за подписью начальника разведслужбы, направляемом в высшие государственные инстанции. При этом в расчет не берем копии такого документа, передаваемые в другие заинтересованные службы и взаимодействующие органы.

Итак, агент — источник информации, кадровый сотрудник разведки, у которого этот агент находится на связи, заместитель (помощник) резидента по направлению работы (если резидентура многочисленна), сам резидент и шифровальщик, производящий первичную обработку (зашифровывание) информации. Без первоисточника всего получается максимум четыре человека, осведомленных во всех деталях о существе операции в самой зарубежной резидентуре. Курьеры, связисты в данном случае в расчет не берутся, так как в их руки попадает уже обработанная для направления в Центр (запечатанная в дипломатические вализы или зашифрованная) информация.