Олег Черенин - Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

— о вербовке Дитрихом в Данциге двух румынских граждан;

— о реакции немцев на арест в Польше агента — капитана торгового судна Шрайбера, находившегося на личной связи у Котца;

— об аресте 28 августа в Берлине врача и его жены как польских шпионов. Разработчик операции Картельери для этого специально выезжал в германскую столицу. Почти одновременно с этим арестом в Данциге были арестованы еще две семейные пары: железнодорожного чиновника высокого ранга и еще одного гражданского служащего. Все участники этого шпионского дела проходили как связи резидента польской разведки Руткевича, работавшего начальником одной из железнодорожных станций.

В числе других проваленных Тышевской агентурных звеньев Абвера была группа Мартина Энглинга, специализировавшаяся на получении информации по польским военно-воздушным силам. Его субагенты Эккерт, Ягер, Прибе, через свои связи среди польских военнослужащих, смогли наладить поступление информации о состоянии и развитии польских ВВС. Почти одновременно с разоблачением Эрики Беланг последовал арест еще одной женщины — агента польской разведки по фамилии Лубиньская, которая работала секретаршей в одном из штабов германского ВМФ.

Провал очередной агентурной сети немцев в Польше заставил руководство Абвера принимать дополнительные меры к установлению источника утечки сведений. Под подозрение попали все участники разведывательных операций, работавшие и замыкавшиеся на данцигский филиал Абвера. В разработку гестапо попали многие сотрудники разведки, включая бывшего начальника точки Оскара Райле.

В срочном порядке из Кёнигсберга в Данциг был командирован специалист по польской разведке ротмистр резерва Зигфрид Картельери. Примечательно, что он действовал в городе вне связи с аппаратом Абвера, «крышей» которого служил местный полицайпрезидиум.

В результате проводимых германской контрразведкой мероприятий, ей удалось сузить круг подозреваемых и обнаружить две тоненькие ниточки, разматывая которые можно было выйти на польского агента в Абвере. Летом 1937 года от агента германской разведки под псевдонимом «Фрау Зоммер» была получена первая заслуживающая внимания информация. «Фрау Зоммер» в результате своей активной работы на Абвер была захвачена поляками и после состоявшегося следствия и суда, в числе других германских агентов, была обменяна на ротмистра Сосновского. По прибытии в Германию она сообщила, что в ходе следствия она содержалась в одной камере с другой разоблаченной поляками агентессой — «Фрау Фрей», которая и рассказала, что она была арестована в результате предательства близкой знакомой одного из сотрудников Абвера в Данциге. Информация «Фрау Зоммер» была направлена лично адмиралу Канарису, который распорядился провести дополнительное расследование.

Зигфрид Картельери тоже не терял времени зря. Он сумел завербовать одного из сотрудников польской контрразведки, действовавшего с тех пор под псевдонимом «Каминский» [93] Из имеющихся материалов невозможно установить, является ли «Каминский» начальником контрразведывательного реферата Экспозитуры № 3. . Первые же сведения «Каминского» об осведомленности поляков в проводимой Абвером работе заставили Картельери содрогнуться. Майору Жихоню были известны такие подробности работы Абвера в Польше и Данциге, которые не всегда были известны даже самому ротмистру. Например, во всех подробностях поляки знали о программе предполагавшегося визита адмирала Канариса в Данциг. Поставленная Канарисом задача перед Картельери по поиску польского агента в Абвере также не являлась для них тайной. Последнему стало совершенно ясно, что Абверштелле «Кёнигсберг» на польском направлении своей деятельности понес серьезное поражение. Оценив значимость «Каминского» для Абвера, Картельери распорядился задержать польского разведчика.

Он был временно помещен на охраняемой вилле в ожидании переброски в Восточную Пруссию, где планировалось продолжение опросов. На экстренной встрече с сестрой Паулина Тышевская доложила Жихоню об измене «Каминского» и планах по его переброске в Германию. Майор начал действовать незамедлительно. Была сформирована группа из агентов польской разведки с задачей установления места содержания «Каминского» и его ликвидации. По некоторым данным, поставленная Жихонем задача была успешно выполнена.

Эта жесткая акция по отношению к своим противникам была не единственной в оперативной практике Жихоня. Ему еще как минимум дважды пришлось участвовать в похищении и вывозе из Данцига на расправу в Польшу агентов германской разведки Решотковского и Вихера [94] Gondek L. Op. cit. S. 140, 144. .

Пользуясь случаем, немного отвлечемся от перипетий агентурной борьбы в Данциге и Кёнигсберге, чтобы порассуждать на тему необходимости-целесообразности в разведке. Во многих публикациях, посвященных истории довоенной советской разведки, некоторые авторы либо по наивности, либо по незнанию аналогов предписывают ей какую-то исключительную «кровожадность». Ее сотрудники-де только и занимались физическим устранением лидеров русской военной эмиграции, руководителей троцкистских центров да своих перебежчиков. В таких работах похищения и убийства являются чуть ли не «визитной карточкой» советской разведки, ее исключительной особенностью, отличающей ее от других европейских — «цивилизованных» — разведывательных служб.

Никто и не отрицает многих известных фактов подобных расправ. Никто из нормальных людей также не будет спорить, что убийство вообще грех. Но, к сожалению, в условиях жесткой борьбы спецслужб такие случаи являлись, если так можно выразиться, «законом жанра» и неприятной, но подчас вынужденной необходимостью.

С точки зрения человеческой морали, разведка вообще крайне неблаговидное занятие. На языке общечеловеческих ценностей ложь, притворство, воровство чужих секретов, по сути, предосудительны, но в «зазеркальном и перевернутом» мире разведки действуют свои законы и свои уставы, главным мерилом которых является политическая или оперативная целесообразность. Если нужно (можно) не убивать перебежчика (Орлов-Никольский), его оставят в живых. Если без этого никак не обойтись (Порецкий, Агабеков), отправят куда нужно бригаду «ликвидаторов», которая сделает свое дело, заслужив в Центре награды и признание заслуг.

В двух последних примерах целесообразность физического уничтожения перебежчиков была вызвана двумя разными мотивами. Кратко напомним о связанных с убийствами обстоятельствах. Бывший многолетний резидент ИНО ГУГБ Игнац Порецкий (Рейс), открыто порвав со сталинским режимом, тем самым поставил себя вне закона. Работая в разведке в течение почти двух десятков лет, он стал носителем большого числа сверхважных ее секретов, связанных с деятельностью нескольких десятков, если не сотен, человек. Для советской разведки он стал угрозой безопасности для десятков важнейших разведывательных операций, проводимых во многих европейских странах. Его своевременная ликвидация, конечно, нанесла «имиджу» советского правительства и практической деятельности советской разведки сильнейший удар, но сохранила для нее возможность использования в будущем некоторых ее агентов.