Олег Фейгин - Цепная реакция. Неизвестная история создания атомной бомбы

Любопытно, что и после переезда в Москву с переходом в сектор теорфизики Института физпроблем АН СССР «гений Дау» не прерывал контактов с харьковскими учеными. Вполне возможно, что именно в конце 30-х годов им и были завершены модельные расчеты, превратившие фантастическую атомную бомбу Уэллса в реальный ядерный боезапас, заявленный сотрудниками УФТИ.

Самым надежным методом является обогащение изотопа урана U-235. Только это позволит уменьшить размеры «уранового котла» до одного кубического метра и позволит создать взрывчатые вещества, чья мощь в тысячи раз превзойдет мощь известных нам взрывчатых веществ. Для производства энергии можно использовать и обычный уран, не прибегая к разделению его изотопов. Для этого нужно добавить к урану вещество, способное замедлять излучаемые нейтроны, не поглощая их. Этим требованиям отвечают лишь «тяжелая вода» и очищенный уголь.

Однако при малейшем их загрязнении выработка энергии прекратится.

Копенгаген я посетил осенью 1941 года, по-моему, это было в конце октября. К этому времени мы в «Урановом обществе» в результате экспериментов с ураном и тяжелой водой пришли к выводу, что возможно построить реактор с использованием урана и тяжелой воды для получения энергии. В таком реакторе (согласно теоретическим расчетам Вейцзеккера) можно было бы получать уран-239, который, подобно урану-235, может служить взрывчатым материалом для атомной бомбы. Нам неизвестен процесс получения урана-235 в заслуживающих упоминания количествах при тех ресурсах, которыми располагает Германия. С другой стороны, поскольку производство атомной взрывчатки может быть осуществлено в гигантских реакторах, которые должны работать годами, мы были убеждены в том, что производство атомных бомб возможно только при наличии огромных технических ресурсов. В то время мы переоценивали масштаб необходимых технических затрат.

Патриарх теоретической физики элементарных частиц с ожесточением мерил пространство своего кабинета, изредка останавливаясь перед полками и стеллажами, заполненными книгами и терракотовым антиквариатом. После нескольких стремительных бросков вдоль стен ученый замер над журнальным столиком и, взяв в руки только что прочитанную книгу, стал в задумчивости перелистывать страницы пьесы «Копенгаген» Майкла Фрайна. Положив обратно томик в яркой суперобложке, Мюррей Гелл-Манн рассеянно подбросил в руке терракотовую статуэтку и машинально прочитал на ее основании «Крестному отцу кварков».

Мимолетная улыбка тронула губы Нобелевского лауреата – поистине это был подарок с тонким подтекстом, да еще и от самого Джона Арчибальда Уилера. Когда-то в Беркли этот удивительный теоретик из плеяды «отцов-основателей» квантовой физики и космологии организовал неформальную встречу, призванную помочь будущим историкам науки разгадать загадки героического периода Великой квантовой революции. Для этого всем прямым и косвенным участникам тех далеких событий были разосланы письма с просьбой ответить на ряд вопросов о становлении новой науки XX века, приведшей к возникновению лазеров, полупроводников и… Хиросимы с Нагасаки. Тогда-то страстный коллекционер Гелл-Манн и получил посылку от Уилера со старинным мексиканским божком и кратким письмом с единственной просьбой – переговорить со своими давними знакомыми Паскуалем Йорданом и Фридрихом Хундом о немецком атомном проекте.

Думал ли тогда первопроходец кваркового микромира, сколько тайн и загадок откроется перед ним!

Первое, с чем пришлось столкнуться Гелл-Манну, – это совершенно непримиримая позиция Йордана, яростно утверждавшего, что в Третьем рейхе атомный проект закончился полным успехом и созданием нескольких бомб, вполне готовых к применению, однако из-за предательства некоторых ученых сведения о проекте сначала попали к англичанам с американцами, а затем были вместе с готовыми ядерными устройствами использованы как разменная монета в торговле высших чинов СС за их жизнь и послевоенное благополучие.

Хунд придерживался прямо противоположного мнения, наиболее четко озвученного его коллегой Фридрихом Гернеком в книге «Пионеры атомного века. Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга» [20]:

Отто Ганн (руководитель берлинского Института химии, занимающегося атомными исследованиями. – Авт.) писал в конце 1946 года, что гитлеровское правительство оставило его с сотрудниками «в покое». По его мнению, это произошло частично из-за определенного страха, частично из-за тайной мысли, что химики-ядерщики совершат какие-либо открытия, которые помогут установлению немецкого господства во всем мире. Гитлеровцы «злились», как говорил Ганн, на него и его сотрудников за то, что он опубликовал в научных журналах все результаты исследований и отверг любые предложения сохранить тайну.

В результате за границей создалось впечатление, что в гитлеровской Германии ведется лихорадочная работа в области ядерных исследований. К тому же зарубежные физики из первых рук получали точные сведения о состоянии немецких ядерных исследований. «Американцы получали также преимущество оттого, – замечал Ганн в автобиографии, – что мы в течение всей войны публиковали наши результаты; они же, напротив, ничего не публиковали. Так они могли в полной мере контролировать и использовать наши результаты, мы же не могли ничего от них перенять».

Новый виток споров вокруг Гейзенберга возник как дальний отголосок двух литературных событий. В 1993 году журналист Томас Пауэрс написал книгу «Гейзенбергова война», в которой утверждал, что Вернер Гейзенберг был тем, кто «взорвал нацистский проект (создания атомной бомбы) изнутри». На основании этой книги известный британский драматург Майкл Фрэйн несколько лет спустя написал пьесу «Копенгаген», вскоре получившую одну из престижных литературных премий. В центре пьесы Фрэйна находилось известное в истории физики событие – встреча между Гейзенбергом и другим титаном современной физики, Нильсом Бором, состоявшаяся в 1941 году в оккупированном немцами Копенгагене.

В 20-е годы ХХ века Гейзенберг был учеником Бора, тогдашнего наставника всех молодых ученых, делавших новую атомную физику. В послевоенные годы Гейзенберг утверждал, что отправился к Бору, чтобы поделиться с ним своей тревогой в связи с возможным созданием и военным использованием атомной бомбы нацистами и рассказать о своем намерении сорвать эти планы. Однако истинное содержание их беседы все это время оставалось неясным для историков. Сам Бор не хотел о ней говорить, однако известно, что после этой встречи он почему-то порвал практически все контакты с Гейзенбергом и в 1943 году, бежав из Дании, перебрался в Великобританию, а затем в США, в Лос-Аламос, где осуществлялся тогда американский проект атомной бомбы.