Виктор Млечин - На передних рубежах радиолокации

Сподвижником Расплетина и его опорой в 13 лаборатории был безусловно Геннадий Яковлевич Гуськов. Опыта в освоении тогда нового сантиметрового диапазона радиоволн ни у кого не было. Более того, когда разрабатывали аппаратуру ТОН-2, Расплетин сознательно, несмотря на советы ряда корифеев, уходил от суливших преимущества сантиметров в сторону более проверенного метрового диапазона. Однако в дальнейшем, уже при начале работ по заказу РТ стало очевидно, что избежать перехода к более коротким волнам, а именно в сантиметровый диапазон, не удастся. Только это могло обеспечить требуемую точность и высокое разрешение по углам. Все тяготы разработки новой техники в этом диапазоне легли на Г. Я. Гуськова и его коллег. Он заполнил пустующую нишу и приступил к созданию высокочастотной части будущей станции. Задача была не из лёгких. Сейчас трудно представить себе положение, в котором оказалась 13 лаборатория и институт в целом перед началом выполнения заказа РТ. Полностью отсутствовала материальная база. Не было задела для проведения простейших экспериментов. Люди слабо понимали, что такое волноводная техника. Впереди предстояла стадия заказа промышленности на изготовление заготовок для производства волноводных изделий. Отсутствовала отечественная литература по волноводной тематике. Одна из первых теоретических работ – монография Б. А. Введенского и А. Г. Аренберга «Радиоволноводы» – вышла в 1946 г., когда работы по РТ были уже в разгаре. Время поджимало, люди работали часто ночами, станочного резерва мастерской явно не хватало. Но вот тракт отлажен, и надо приступать к стыковке с вакуумными и полупроводниковым приборами. Это одна из самых тяжёлых стадий работы. В таком напряжённом ритме работы коллективу Гуськова всё же удалось подготовить высокочастотную часть станции к госиспытаниям и провести внедрение на серийном заводе.

При первых встречах с Гуськовым он производил впечатление человека, достаточно простого в общении. Хотя мы были в разных весовых категориях – я на дипломной практике, он – ведущий инженер с шестилетним стажем работы, никакого превосходства с его стороны я не ощущал. Он обыденно рассказывал о текущих делах, не акцентируя внимания на преодолённых трудностях. Бытовых тем не избегал, но сосредотачиваться на них явно не хотел. В производственной жизни нередко возникают смешные эпизоды. Гуськов по этому поводу шутил, но я заметил, что в его шутках никогда не было персональной направленности. В целом он тогда не производил впечатление молчуна, но разговоров на общие темы обычно не поддерживал. Текущие дела и возникающие задачи его интересовали значительно больше, чем другие жизненные вопросы. И с этих позиций он подходил к оценке сотрудников. Гласно эти оценки он выражал редко. Но я помню, что относительно одного из ведущих инженеров лаборатории высказал довольно отточенную формулу: гигант слова, пигмей дела. Жизнь его в тот период не очень баловала. Рано потерял жену и по приезде в Москву воспитывал дочь в маленькой комнате вблизи Таганки. Но молодость брала своё, и внешне он производил впечатление вполне преуспевающего человека. Но даже в те годы была заметна одна его характерная черта: он не любил признавать себя побеждённым. Беря на себя то или иное задание, он работал до изнеможения, добиваясь результата. Если он верил в идею, которую воплощал, он не щадил себя и делал всё, чтобы прийти к желаемому финишу. В то время он часто любил играть в волейбол. Исполняя роль нападающего, он жёстко реагировал на партнёра, подавшего ему неудачный пас. В разговорах и особенно в спорах, высказывая то или иное мнение, он упорно отстаивал свою точку зрения, иногда даже в запальчивой форме. Это его качество, иногда граничившее с непреклонностью, некоторыми людьми, соприкасавшимися с ним, трактовалось как разновидность тяжёлого характера. Я с этим и ранее не соглашался, а сейчас, спустя много лет, считаю, что именно эти черты позволили Гуськову добиться на его творческом пути ряда выдающихся успехов. При этом я, конечно, не оправдываю некоторые, излишне жёсткие оценки, порой высказанные им. В сороковые годы, о которых я выше говорил, Гуськов ещё не был главным конструктором, а являлся руководителем направления, хотя и весьма важного – высокочастотного. В 50-м году из 13 лаборатории ушёл Расплетин, и Гуськова назначили сначала и. о., а затем и начальником лаборатории. Новый этап начался работой «Лес», главным конструктором которой утвердили Гуськова. Для 13 лаборатории и института в целом разработка станции «Лес» означала не просто развитие тематики, заложенной в РТ, но и прорывом в неизведанную часть электромагнитного спектра, именуемую диапазоном миллиметровых волн.

Уже в 1951 г. с усовершенствованным макетом мы объехали почти всю Московскую область, используя различные рельефы местности и стараясь делать это при разных погодных условиях. В этих поездках у нас не было постоянной базы, и мы порой ночевали прямо в кузове машины, в том числе в осенне-зимний период. Но труднее всего было с питанием. Помню послевоенный Можайск. По указанию Гуськова мы его объехали, как говорится, от и до, но нигде не нашли даже самой простенькой столовой, чтобы попить чай, согреться и перекусить.

В этот ранний период уже наметился стиль, манера работы Гуськова как главного конструктора. Ещё далеко не ясны были контуры построения самой станции, а Гуськов сделал упор на натурные испытания макета, и это было правильное решение, ибо были неизвестны не только поведение основных блоков станции в новом диапазоне, но и само распространение волны в приземном слое в различных зонах, временах года и погодных условиях. Сразу же возникли трудности. Не удавалось получить требуемой дальности действия. Не давал нужной выходной мощности только что разработанный магнетрон, были существенными потери в смесительных диодах, неудовлетворительна фокусировка волн в антенне, мал её коэффициент усиления. Но особенно велико было поглощение энергии при распространении волн до цели и при отражении от неё.

Сразу же начались совещания с разработчиками магнетрона. Пересматривалась конструкция антенны. Были внесены и другие изменения, в результате чего определилась новая компоновка станции.

К эскизному проекту (1952 г.) был подготовлен новый вариант станции, размещённый в кузове автомашины ГАЗ-63. Проведённые испытания (начало 1953 г.) показали существенное улучшение параметров станции. Однако не был решён коренной вопрос, связанный с потерями энергии в условиях наличия гидрометеоров (дождь, снег и т. д.). Усилиями разработчиков (Гуськов, Майзельс, Абрамов и др.) было найдено решение этой задачи в виде поляризатора в раскрыве антенны. К моменту окончания технического проекта (1953 г.) был создан образец станции на гусеничном ходу, который, однако, вследствие допущенной весовой конструкторской ошибки был затем переделан с уменьшением числа движков электропитания с двух до одного. Государственные испытания первой миллиметровой станции «Лес» прошли в 1954 г. в европейской и азиатской части страны с положительной оценкой. Затем станция была принята на вооружение под названием СНАР-2 (РТ имела название «СНАР-1»).