Виктор Млечин - На передних рубежах радиолокации

Другое, что запомнилось с тех пор, это – работающие в подвалах старых домов китайцы. Стоя по колено в воде, они стирали бельё на досках – оборудовании, распространённом в те годы. Стирали добела, хорошо, и хозяйки из тех, кто мог, предоставляли им эту работу. Пробегая с портфелем в школу, я наблюдал этих работающих людей из старого чанкайшистского Китая.

Учились в две смены. Писать и читать я уже умел, а вот над хитрыми арифметическими задачками приходилось потрудиться. Говорят, что сейчас такие задачки в начальных классах школьникам не дают. Их больше натаскивают на компьютерную грамоту. Очень жаль. Компьютер – это хорошо, но голова смолоду должна работать. Тем более что дальше идёт алгебра, а затем тригонометрия. Алгебру мы учили по стандартному учебнику Киселёва. Конечно, домашние задания отнимали силы, но свободное время всё же оставалось. Чем оно было занято?

Например, ходили в кино. Рядом, на Сретенке, был кинотеатр «Уран», в котором уже показывали звуковые художественные фильмы. Именно там я смотрел «Чапаева», а затем «Джульбарс» и «Мы из Кронштадта». Недалеко, на Сухаревке, был другой кинотеатр, «Форум», который также посещали школьники.

Важной частью внеклассной работы школы были тогда встречи и беседы с героями-лётчиками и героями Гражданской войны – красными командирами, как их в то время называли. Фамилий этих людей я, конечно, не помню, но что это было – сомнению не подлежит. Кстати, о лётчиках. Был знаком с В. П. Чкаловым. Произошло это дважды и оба раза на подступах к Сандуновской бане. Дело в том, что в нашей квартире, как и во многих других квартирах москвичей, ни ванны, ни душа не было. Поэтому ходили в баню. Ближайшая баня – Сандуны. Оказалось, что отец, с которым мы шли в баню, хорошо знаком с Чкаловым. Он был с сыном Игорем, который был тогда, насколько я помню, курсантом авиационной спецшколы. Чкалов был в кожаной куртке, носил кепку. Простое, но волевое лицо. Улыбался. Минут десять поговорили, вспомнили какие-то события и расстались.

Другая встреча, которая запомнилась, связана с папанинцами после их пребывания на Северном полюсе. Мероприятие состоялось в Доме мастеров искусств на Пушкинской улице. Папанинцев бурно чествовали, выступающие отмечали их заслуги. Герои подписывали выпущенные книги, посвящённые их жизни и деятельности. Наш хороший знакомый, спецкор газеты «Известия» Э. С. Виленский, участник экспедиции на корабле, снявшем четвёрку полярников со льдины, подводил отца и меня к каждому из них и они оставляли свой автограф. Книгу Всеволода Вишневского с автографом И. Папанина я подарил ветерану нашего института Б. Д. Сергиевскому в день его восьмидесятилетия. Персонально адресованные мне автографы П. Ширшова, Э. Кренкеля и Е. Фёдорова я храню как память о тех знаменательных днях.

Однажды отец повёл меня в Большой театр. Мы прошли через служебный вход, и я сел где-то на галёрке. Состоялся большой всесоюзный концерт художественной самодеятельности. Отец, как выяснилось, был в числе организаторов или, как теперь говорят, кураторов концерта. Отлаженность номеров свидетельствовала о длительном процессе репетиций. Выступали артисты – представители всех республик. Некоторые номера особенно понравились публике. Бинокля у меня не было, а с большого расстояния отдельные тонкости концерта просматривались с трудом. Как потом сообщили, в правительственной ложе находились Сталин и члены политбюро. Отец рассказал, что Сталин, выйдя из ложи после окончания концерта, ни к кому персонально не обращался, никому руку не пожимал, но, проходя мимо руководителей концерта, сказал: «Хороший концерт!»

В довоенное время, когда уже учился в более старших классах, стал посещать лекции в МГУ. Покупал за копеечные суммы абонементы, ходил на лекции по философии, истории средних веков, советской литературе. Сейчас вспоминаю циклы лекций, которые читали по истории эпохи Возрождения профессора Сказкин, Дживилегов, Аникст и другие. Думал, что займусь искусством великих мастеров Микеланджело, Леонардо, но время рассудило по-иному. Бывал в театрах, в частности, пересмотрел репертуар детских театров. Кроме Центрального детского театра были театр на Тверской и в Мамоновском переулке. Там я впервые увидел Сергея Владимировича Михалкова, который представлял спектакль «Принц и нищий», инсценировку которого по Марку Твену осуществил будущий известный советский поэт. Михалков был тогда совсем молодым человеком, высокий и худой, он стоял в зрительном зале и, несколько заикаясь, отвечал на многочисленные вопросы окружавших его ребят.

В конце 1939 г. началась зимняя кампания советско-финской войны. Кампания была тяжёлой, армия несла потери, много обмороженных. Но границу от Ленинграда удалось отодвинуть. Сразу по окончании боевых действий, ранним летом 1940 г., мои ленинградские родственники пригласили меня приехать на дачу, которую они сняли на Карельском перешейке. Я прибыл в посёлок Куоккала, где совсем недавно прошла война. Мне было тогда всего 13 лет, но следы той, ещё малой, войны запечатлелись в моей памяти. Развороченные доты, по дороге указатели «Мин нет» или среди груды валунов, характерных для всего побережья, вдруг надпись: «Осторожно, возможны мины». Впервые тогда я попал на побережье Балтийского моря, купался, но пологое дно заставляло идти до глубины довольно далеко, так что порой при прохладной погоде даже дрожь пробирала.

День 22 июня 1941 г. я запомнил навсегда. На нас напала не просто армия одного государства – Германии – на нас напала фактически вся Европа, оккупированная Германией, плюс Италия Муссолини. Это был железный кулак отмобилизованных войск, прошедших боевое крещение накануне вторжения в нашу страну. Мы, как всегда, надеялись, что войны не будет, что сия участь обойдёт нас стороной и мы сможем отделаться лишь фильмами «Если завтра война», заполонившими все довоенные экраны кинотеатров. Но суровая действительность оказалась иной. Заполыхали от бомбёжек города, боевые действия перемещались на Восток, потери росли. Объявленная мобилизация вручёнными повестками вторгалась в жизнь практически каждой семьи. Началась эвакуация детей. Для меня военный период 1941–1942 гг. был многоэтапным. Вот начало пути: Подмосковье, сельхозработы на Рязанской земле, Казань, завод под Казанью…

Москва и область стали готовиться к налётам немецкой авиации. Я был в это время в Подмосковье, когда пришли представители местной администрации с указанием: «Надо рыть траншеи». Задав по наивности вопрос: «А что они здесь будут бомбить?», получил ответ: «Не рассуждать! Рой в человеческий рост». И я вместе с местными жителями рыл траншеи. Когда после войны спустя много лет проходил эти места, удивлялся, как это я смог в свои только что стукнувшие мне тогда 15 лет вырыть такой окоп. Потом, конечно, его закидали землёй.