Игорь Атаманенко - «Медовая ловушка». История трех предательств

«Эх, судьба разведчика! — заулыбался от неожиданно пришедшей мысли Полещук. — Даже отхожее место в случае необходимости надо уметь превратить в исповедальню… И откуда только не приходится черпать информацию!

Ну, давайте, хлопцы-дипломаты, начинайте исповедоваться, выкладывайте всё, что у вас на душе — я, как духовник, готов принять все ваши сокровенные тайны! А грехи я буду отпускать вам за ломберным столом в соответствии с вашей искренностью…»

Закрыв дверь кабинки на щеколду, Полещук поудобнее уселся на унитазе и стал вслушиваться в реплики, которыми обменивались игроки.

После его ухода они должны были почувствовать себя в безопасности, и, по расчётам капитана, хоть чуть-чуть, но пооткровенничать — остались-то все свои.

Ждать пришлось недолго. Уже через минуту перестала звучать картёжная терминология, прекратилось и шуршание сдаваемых карт. Судя по всему, компаньоны приостановили игру, чтобы обсудить более важное событие: появление незваного гостя.

— Этот русский, он же — черт из катапульты! — вскричал поляк. — Нигде от них спасу нет!..

— А что, собственно, произошло, пан Войцех? — Полещук узнал голос консула. — Вам-то чем русские насолили? Через год вы в обнимку с ними будете праздновать тридцатилетие победы над Германией… Что-то я не совсем вас понимаю…

— Да ведь все русские, как один, работают на КГБ… Вы разве не знаете этого, герр Фогель? Он наверняка подослан сюда! — настаивал поляк. — Он же нас всех «заложит», этот Леон! И тогда прости-прощай Гималаи, Непал… А у меня ещё столько янтаря на подходе…

— Ну и что вы предлагаете, пан Каменский? Уж не хотите ли вы, чтобы я на правах главного разводящего в игре выпроводил его отсюда? — парировал консул.

— Нет-нет, герр Фогель, ни в коем случае… Я просто хотел узнать мнение присутствующих, не более… Нам надо выработать какую-то общую стратегию поведения в отношении русского…

Предложение чешского дипломата звучало более радикально:

— Слушайте, господа, а что, если мы его подкупим, а?

— Вы предлагаете дать ему взятку, так что ли надо вас понимать, пан Любомир?! Да он швырнёт вам в лицо ваши же деньги! — запротестовал Каменский.

— Пан Войцех, вы, как обычно, бежите впереди лошади… Подкупить, дать взятку можно по-разному… Можно это сделать так, как предлагаете вы…

— Я?! Я до такого абсурда ещё не дошёл! Вы за кого меня принимаете, пан Любомир?! Я, видите ли, предложил дать русскому взятку! Вы, именно вы, предложили это сделать, а не я!! — возмущению поляка не было предела.

— Совершенно верно, пан Войцех, именно я предложил подкупить русского, но подкуп осуществить не в лоб, а исподволь… — нисколько не смутившись под натиском Каменского, спокойно произнёс чех. — Скажем, проиграть ему энную сумму, а? После этого у него пропадёт всякое желание докладывать в КГБ о том, что мы здесь собираемся… Ну, каково?

— Ну что ж, это неплохая идея, — откликнулся консул. — Можно считать, что у нас уже наметился запасной вариант нейтрализации русского. Только вот в чём загвоздка, господа. Мы ведь ни разу не видели его в деле. А что, если он из разряда «везунчиков», что, если ему карта валом валит, или, того хуже, он — шулер, а? В таком случае мы с вашим «подкупом исподволь», пан Гржинек, не то что в луже — в заднице окажемся! Молчите? То-то же! Надо сначала дать ему сыграть, предоставить возможность проявить себя, а потом уже хвататься за головы или… за бумажники!..

Вы-то почему молчите, герр Гольдман, будто вы не из нашей команды? Я, конечно, понимаю — вам не грозит проработка на партийном бюро и досрочная высылка на родину за посещение казино, поэтому вам не понять наших опасений, но вы же наш партнёр! Неужели вам безразлично, что наша компания распадётся?

— Я не разделяю ваших опасений, господа, потому и молчу… Раньше я считал, что незнание внушает оптимизм. Слушая вас, я пришёл к другому заключению: ваше незнание внушает вам пессимизм и опасения… Вам, но не мне! Потому что я знаю о русском чуть более вашего! И уж никак не могу согласиться с господином Каменским, что Леон к нам подослан…

— Но откуда такая уверенность?! — вскричал поляк и, тут же взяв себя в руки, спокойно добавил:

— Вы, герр Гольдман что-то не договариваете… Уж будьте так добры, просветите нас, чтобы мы не громоздили тут нелепицы на небылицы… Поделитесь вашими знаниями о русском, вашей осведомлённостью… Ну, невежды мы, что поделаешь!

— Вы преувеличиваете не только опасность, исходящую от русского дипломата, господин Каменский, но и мою осведомлённость… Я не ошибся, сказав, что знаю о нём чуть более вашего… Но это «чуть-чуть» позволяет мне не согласиться с вашим видением русского атташе и с вашими выводами в его отношении… Одна случайная встреча подсказала мне, что наш новый знакомый — азартный и весьма увлекающийся мужчина… Полагаю, что он пришёл сюда в поисках острых ощущений, а не для того, чтобы выследить, а затем «сдать» вас, пан Каменский, вашим партайгеноссе из парткома! Думаю, ваши опасения безосновательны…

— Да что вы всё ходите вокруг да около, герр Гольдман! — не выдержал поляк. — Говорите же наконец по существу, не дети ведь перед вами! Вы будто молитву перед обедом читаете, или проповедь на паперти… Извините, доктор, нервы…

— Может быть, господин Каменский, вы и правы — я несколько затянул вступление… Ну так вот, теперь по существу. Только должен вас предупредить, сначала мне придётся говорить не о русском, а о других, более известных вам персонажах. Так что не торопите меня!..

Вы, конечно, помните громкий скандал в итальянском посольстве, когда в прошлом году повесился их молодой вице-консул… К сожалению, забыл его имя…

— Альдо… Альдо Бевилаква, — подсказал всезнайка Фогель.

— Вот-вот — Альдо! — обрадованно произнес австриец и тут же, поняв свою оплошность, с трагической ноткой в голосе добавил:

— Я тогда был приглашён в итальянское посольство, чтобы составить заключение о смерти… Ну вы же знаете, что до введения в эксплуатацию американского культурного центра я был единственным врачем-иностранцем в Катманду.

Приходилось выступать в разных ипостасях — я был и оперирующим гинекологом, и терапевтом, и даже психиатром… Всё это позволило мне проникнуть в такие тайны проживающих здесь европейцев и американцев, которые не снились ни непальской полиции, ни местной службе безопасности. Пациенты раскрывали мне такие секреты, которыми, быть может, не всякий приговорённый к смерти преступник поделится с причащающим его священником.

Словом, о тех людях, живых или мёртвых, к которым меня затребовали, я узнавал всё. При этом никогда инициатива не исходила от меня, то есть я нисколько не стремился что-то выведать, отнюдь. Если я и задавал вопросы, то лишь с одной целью — чтобы правильно поставить диагноз, не более…