Фёдор Жорин - Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США

Дальнейший ход истории показал, что предатели сидели в Генштабе и ЦК КПСС.

27 ноября 1987 года после моих долгих упрашиваний меня откомандировали в Kиев на должность замначальника Инспекции. Никто не мог понять, как можно с уникальной должности секретаря Коллегии КГБ СССР, имеющей выходы на всех председателей КГБ всех республик и руководство Комитета, бросить Москву с трехкомнатной квартирой и уехать в Украину.

27 ноября шло собрание партактива органов КГБ Украины. С докладом об итогах работы за 1987 год выступал начальник Инспекции Е. Марчук. В перерыве меня подвели представить Председателю КГБ Украины Н. Голушко. В обществе с ним были руководители Комитета — его замы. Подвели к одному из мужчин. Подсказали, что он представитель ЦК Компартии Украины. Первый вопрос: «Ви володиете украинською мовою?» Меня это несколько удивило. Но тогда я не придал значения этому признаку национализма даже на таком высоком уровне. Не моргнув глазом, я ответил ему на украинском, немецком и английском. Пришла очередь удивляться ему. Но так как с Н. Голушко я работал около двух лет в Секретариате КГБ СССР, то все ограничилось радостным восторгом по поводу того, что в Украину приехал служить такой подготовленный офицер.

Однако это было потом.

Мне больше радостей принесло изучение и практическое использование немецкого языка. Немецкие друзья — сотрудники МГБ ГДР умели в разговорах подкалывать, высказывали понимание трудностей изучения немецкого языка для русских. После этого разговор шел по-русски. Тем самым они справедливо демонстрировали превосходство перед советскими коллегами, показывая, что сами они владеют русским, а советские офицеры, проживая в Германии, не могут выучить немецкий.

Помню обстановку напряжения и беспомощности, когда я ходил на встречи с немецкими агентами в сопровождении переводчика. Во-первых, трудно было обеспечить конспиративность, когда на место встречи идут три человека. Затем терялось время, необходимое на двойной перевод информации. Кроме того, каждый говорящий должен быть уверен, что его правильно понимают. И хотя наши переводчики обучались в той же Высшей школе КГБ СССР и почти по той же программе, что и контрразведчики, они не имели практики оперативной работы. Во всяком случае, мне попались два переводчика, имевшие отличные оценки по немецкому языку, но когда они переводили наш с агентом разговор, то немец начинал зевать. Ему становилось скучно.

А что может быть худшим, позорным для опера, когда агент на явке скучает и зевает. Немецкая агентура работала с нами не за деньги, а на патриотической основе. Получалось, что человек рискует добрым именем среди своих знакомых, тратит свое время на явку, а приходит и видит человека — опера, с которым ему скучно. Разве можно уважать такого опера?

Знание немецкого языка позволило общаться не только в официальной, но и во внеслужебной обстановке как с немецкими коллегами, так и с гражданским населением.

Как известно, И.В. Сталин в свое время уволил с должности наркома одного из членов клана Кагановичей со словами: «Какой он нарком? Он даже не смог научиться хорошо разговаривать на русском языке!»

Немецкие коллеги периодически тактично напоминали моим сотоварищам о необходимости знать язык страны, в которой мы проживали. Для этого на торжественных встречах и вечерах переводчики из числа немецких коллег работали только несколько минут вначале, а потом, как они объясняли, русским товарищам необходимо знать только слова «Цум воль!», что означало «На здоровье!» И весь разговор шел на немецком.

Было дико смотреть, как офицеры советской контрразведки и командование воинских частей сидели по нескольку часов в компании немцев, которые веселились, вели интересные беседы. А русские только головой крутили и ожидали команды «Цум воль!»

В то же время совмещение двух языков, а иногда еще и английского (которым, кстати, владели многие немецкие коллеги) позволяло сформировать изумительно анекдотические словосочетания. Немцы всегда проявляли острое чувство юмора. Умели веселиться. Смех господствовал в зале.

Характерной особенностью в поведении немецких коллег было отношение между руководством и подчиненными. До 17.00 они обращались только по званию и фамилии. После окончания служебного времени и в местах отдыха — только по имени. Начальник райотдела МГБ в г. Йене курил. И любой сотрудник на вечерах отдыха мог подойти и взять из его пачки сигарету, прикурить. Но когда он узнал, что я иногда курю сигареты одной марки — «Кабинет», то он открывал пачку этих сигарет, объявляя, что эта пачка только для «унзерер фройнд майор Федор», и никто к ней не прикасался до конца вечера. Обычно, чтобы поддержать компанию, я выкуривал пару сигарет за вечер.

Местное население не понимало политику Советского правительства, запрещающего советским военнослужащим и членам их семей общаться с немцами. Как можно укреплять дружбу между народами, сплоченность стран социалистического лагеря, запретив общаться гражданам этих государств?

На вечерах «дружбы» устанавливались дружеские отношения. Но эти вечера происходили 3–4 раза в году. Русские не знали немецкого языка. А местному населению без нужды было знание русского.

Иногда в этой связи возникали неприятные ситуации. К примеру, как-то группа жен офицеров из гарнизона поехала в г. Апольду. Говорят, это был любимый городок Гитлера. Действительно, городок был чудо как хорош! Уютный, компактный, с красивыми зданиями старой постройки. В городе был Музей колоколов. В общем, было где отдохнуть и на что посмотреть. Я решил их сопровождать.

Сели в автобус «Йена — Апольда». Через десяток минут автобус остановился на остановке, зашла группа немецких женщин. Наша женщина уступила место более пожилой немке. Та сказала фразу, после которой одна часть пассажиров стала оглядываться по сторонам, а остальные захохотали. Русская сказала: «Бите, бите!» — так как более ничего не знала. Хохот стал еще громче. Я ее спросил, поняла ли она, почему немцы смеются? Она, конечно, ответила, что не поняла. Тогда я ей перевел слова немки о том, что низшая раса должна всегда уступать место высшей, да еще и благодарить за это. Мне ничего не оставалось, как подойти к этой женщине-немке и сказать ей на немецком, что уважение к пожилым людям присуще именно людям высокой культуры. Излишне говорить, что эту даму чуть инфаркт не хватил. Смешок в автобусе прекратился мгновенно. А я уже на русском сказал своим соотечественницам о необходимости сохранять достоинство и излишне не раскланиваться, особенно, если не понимаем, о чем люди говорят. А если бы меня не было? Как легко уронить престиж гражданина великой страны, если твоя культура на низком уровне!