Фёдор Жорин - Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США

И возникает вопрос, что толку в том, что толпы экскурсантов, подобно стаду овечек, следуют за экскурсоводом из комнаты в комнату усадьбы Л. Толстого или, по неведомо кем приведенным в состояние общаги бомжей, комнатам Кремлевского дворца, в которых якобы в алюминиевом чайнике кипятил чай великий вождь мирового пролетариата В. Ленин.

А ведь никто из посетителей не стал подобным Л. Толстому, В. Ленину или И. Сталину. И шатаются по этим местам кому делать нечего или политические Остапы Бендеры, которым выгодно полоскать мозги населению, и либо получать от посетителей деньги, либо засорять их мозги.

Однако вместе с тем привычки и традиции жанра уже сформированы давно. Их следует придерживаться.

Мое рождение произошло незаметно не только для общественности, но и для ближайших родственников на самой границе между Молдавией и Украиной. Эти братские народы разделяла только 3-метровая грунтовая, типичная, так сказать, для сел, проселочная дорога. Тогда еще никто не додумался тратить миллионы бюджетных денег на содержание сотен тысяч пограничников и таможенников.

Во всяком случае, после гибели отца на войне в 1944 г., смерти матери, последовавшей после получения известия об этом, и гибели в этот же день моего старшего брата, ни один родственник не смог назвать точную дату моего рождения. В сельской управе или в церкви также следов не осталось. И та, и другая были уничтожены при бомбардировке немецких позиций наступающей Красной армией. В противоположность этому немецко-румынские войска спокойно прошли по Молдавии, через наше село и без особых боев пошли в сторону Одессы в 1941 г.

Жизнь в селе осталась без изменений. Бывшие колхозники теперь отдавали часть урожая (причем значительно меньшую) немецко-румынским оккупантам, а не представителям советской власти.

Но через три года, т. е. в 1944 г, ситуация изменилась. Надо же было немцам устроить опорный пункт в нашем селе. Помню, как недалеко от хаты стояла минометная батарея. О том, что это минометная батарея, я узнал, когда в 1959 г. поступил в Одесское артиллерийское училище и увидел знакомые по детству металлические контейнеры, в которых крепились при транспортировке мины-снаряды для минометов.

Помню, что немцы, румыны угощали нас, пацанов, мандаринами. Потом я долго не мог узнать, как назывались эти вкусные «маленькие желтые кабачки». Спрашивал своих старших сестер, но ответ получил только, когда был переведен для дальнейшей учебы из детдома в школу-интернат № 2 города Одессы в 1956 г. Там, на Привозе, что возле железнодорожного вокзала, я увидел эти «маленькие желтые кабачки». Оказалось, что их называют мандаринами. Этот факт стал еще одним доказательством того, что моя младенческая память cхватила намертво события первых лет моей жизни.

Смерть старшего брата, которому шел 18-й год, была типичной для многих юношей и детей того времени. Группа пацанов нашла снаряд и бросила его в костер. Фейерверк увидели все присутствовавшие, но больше половины из них, в том числе и мой брат, рассказать о нем уже не смогли.

Отца, которому исполнился 56-й год, забрали в Красную армию под сплошную мобилизацию и направили служить ездовым. Перед этим отец успел засыпать чердак, или как его называют в наших местах «горище» хаты, кукурузой и пшеницей, чтобы семья не умерла с голоду.

Через месяц началась известная Кишиневско-Ясская операция Красной армии. Стратегические последствия всем известны. А в нашу семью пришло известие, что сначала отца ранило, а затем прорвавшиеся немецкие войска сожгли огнеметами полевой госпиталь. И произошло это все на расстоянии 30 км от нашего дома. Сердце матери не выдержало этих двух трагедий. В народе говорят, что оно разорвалось. По-научному: смерть наступила от инфаркта.

И осталась еще недавно большая крестьянская семья почти в одночасье без родителей. Семь детей. Старшей сестре 19 лет, мне — чуть больше двух лет. Вскоре старшая сестра подалась на Донбасс: там платили деньги.

Как жили оставшиеся? Как и все в освобожденных деревнях и селах. Помню, ели лепешки с лебедой, варили чай из веточек малины. А когда меня родственники поймали: я из земли выковыривал прорастающие зерна кукурузы, то здорово побили.

1947-й год мне повезло встретить в детприюте села Бирзулы Котовского района. Я был маленьким. Принимали только шестилеток. Но моя сестра Матрена устроила истерику, и приняли нас троих: ее, брата Ивана восьми лет и меня. Когда записывали наши данные, то в этом молдавском приюте никто не мог понять, что это за имя такое — Фадей, которым меня назвали в честь деда. И записали меня Федей. С тех пор и иду я по жизни под чужим именем.

В первые годы на социальную политику Советского государства наряду с другими оказывал влияние академик Струмилин. В частности, для решения важнейшей проблемы — подготовки, воспитания, формирования советского человека, очищенного или свободного от элементов буржуазной морали или пережитков прошлого, он предложил создавать сеть детских воспитательных домов и специнтернатов не только для сирот, а вообще для всех детей. Предлагалось сразу после рождения ребенка отбирать его у родителей и воспитывать отдельно по специально разработанным программам. У этой иезуитской программы было довольно много последователей. Во-первых, совершенно новой она не была. Во все времена и во всех народах бытовал порядок, когда после завоевания какой-либо державы взрослое население превращали в рабов, а мальчиков направляли в специальные центры по подготовке воинов или ремесленников. Оторванные от родителей в детском возрасте они просто становились апатридами, людьми, не помнящими родителей, зато преданных Родине, правителям стран. Многие детдомовцы стали Героями Советского Союза: Иоганн Вайс — Александр Белов («Щит и меч»), Александр Матросов, трижды Герой Советского Союза маршал авиации А. Покрышкин, дважды Герой Советского Союза маршал авиации Я. Савицкий и т. д. В соседней Турции из иностранных детей очень успешно готовили янычар — самых смелых и профессиональных воинов.

Но позиция академика Струмилина и сотоварищей не стала государственной. Высшее и другое руководство СССР не могло смириться с мыслью, что все, что они награбили в период Гражданской войны и получали по специальному партийному пайку, пойдет не их наследникам, а после смерти перейдет государству. Нет, конечно, говорили не об этом. Акцент делался на чувство материнства, гуманность и т. п.

Поэтому остановились на усеченном варианте: детей-сирот, которых насчитывались миллионы, отлавливали по всей стране и направляли в государственную систему воспитания — детские приюты, детские дома с 4-классным образованием, детские дома с 7-классным образованием, ремесленные и профтехучилища и интернаты. В последние перенаправляли детей, имеющих способности к иностранным языкам, музыке и т. п. дарования. В такие же интернаты периодически направлялись дети политических, государственных деятелей, военных, специалистов из всех областей народного хозяйства и науки, погибших либо объявленных врагами народа и сосланных для отбывания наказания в соответствующие госструктуры (ИТЛ, тюрьмы). Фамилии таким детям меняли. Контакты с другими родственниками (тетями, дядями) практически запрещались. В конце 1944 года эта государственная система подготовки и воспитания советских граждан, патриотов Родины пополнилась суворовскими и нахимовскими училищами. Это была серьезная система подготовки будущих военных кадров, элиты Вооруженных Сил СССР.