Владимир Шигин - Адмирал Михаил де Рюйтер

– Может этот пройдоха Дюкен опять что-то задумал? – заволновались голландские капитаны, поглядывая на мачты флагманской «Конкордии». Но с нее никаких сигналов не было.

Рюйтер безмолвствовал, молча наблюдая за действиями своего «визави». К полному удовлетворению голландского главнокомандующего, Дюкен, несмотря на подкрепление, отказался продолжить дальнейшее выяснение отношений. Его флот, наполнив паруса ветром, покинул место брани и взял курс вокруг Сицилии к Мессине. Французский адмирал здраво рассудил, что второй день тоже вряд ли наградит его решительной победой над многоопытными голландцами, тогда как сейчас его помощь нужна была, прежде всего, в Мессине.

– Что ж, – если противник удалился столь вежливо и галантно, то мы вправе считать себя победителями во вчерашней потасовке! – завил Рюйтер, прибывшему к нему на борт вице-адмиралу Гаану. А потому спустимся в каюту, чтоб поднять кружку пива за нашу удачу, а заодно и помянуть нашего бедного Верешоора!

Несмотря на явный успех, оба адмиралы были мрачны. Смерть командующего авангардом подействовала на обоих удручающе.

– Как бренна наша жизнь, и как мы каждый миг близки к смерти! – думая о чем-то своем, произнес обычно жизнерадостный Гаан.

Подняв глаза на своего флагмана, Рюйтер внимательно посмотрел на него:

– Все в этой экспедиции идет как-то не так. Не пойму почему, но впервые я не верю в успех затеянного нами дела! Будь моя воля, я бы немедленно развернул флот домой, потому, как твердо уверен, что не будет нам здесь ни счастья, ни удачи!

– Дай бог хоть выбраться отсюда живыми! – Гаан громко поставил на стол пустую пивную кружку.

Преследовать уходящего противника главнокомандующий голландским флотом не стал, а повернул вместо этого на Полермо, где рассчитывал сгрузить раненных, починиться и пополнить запасы сожженного пороха.

Отступление, впрочем, не помешало Дюкену написать в Версаль о своей победе! Людовик Черырнадцатый был так рад этому известию, что тотчас собственноручно начертал ответ своему флотоводцу. Вот он:

«Господину Дюкену генерал-лейтенанту морских сил Моих. Господин Дюкен, я не удивился тому, что Вы сделали во славу моего оружия против неприятельского флота у острова Липари. Я и не ожидал меньшего от Вашего мужества и опытности в море, Мне очень приятно уверить Вас, что я совершенно доволен Вашими подвигами и то буду вспоминать о них с удовольствием. Впрочем, я хочу, чтобы это письмо, писанное моей рукой, было для Вас залогом, что Вы получите существенные знаки моего благоволения во всех случаях, какие только представятся…»

Тем временем в Палермо Рюйтер дал знать испанскому вице-королю Сицилии принцу де Монтесархио, что срок его шестимесячной командировки подходит к концу и ему пора возвращаться к родным берегам. Перепуганный такой новостью вице-король, невзирая на свой высокий ранг и плюнув на все политесы, самолично примчался к генерал-адмиралу на корабль и слезно умолял его остаться хотя бы еще немного. В виде взятки хитрый испанец тут же вытащил тяжеленную золотую цепь с медалью усеянной бриллиантами.

– Это вам, мой ненаглядный Рюйтер! – говорил он самым ласковым голосом, протягивая генерал-адмиралу бряцающее золото.

Раздосадованный Рюйтер от подарка отказался наотрез:

– Такие цепи не для моряков! Она залог верной смерти при кораблекрушении! Поищите для нее более достойного хозяина!

И тогда вице-король разрыдался. Размазывая слезы по своему густо напудренному лицу, он жалостно причитал:

– Что же теперь будет? Ой, что же теперь будет?

– Но у меня к вам, тоже будет просьба! – обратился к несчастному Рюйтер, презрительно кривя губы.

– Какая? – вице-король, последний раз всхлипнув, уставился на голландца.

– По имеемым у меня сведениям, на ваших галерах уже много лет томятся в гребцах несколько протестантских пасторов, которых я очень бы хотел видеть свободными!

– Считайте, что они уже свободны! – радостно воскликнул принц Монннтесархио, довольный тем, что сумел все же сделать генерал-адмиралу хоть какое-то одолжение. Свое слово он сдержал и спустя несколько часов пасторы, а это были венгры, стояли уже среди своих единоверцев-лютеран.

Спустя несколько дней вице-король снова появился у Рюйтера. На этот раз он был настроен решительно и вручил генерал-адмиралу портрет своего монарха, щедро украшенный большими бриллиантами баснословной цены на еще большей золотой цепи, чем прежде. К портрету прилагалась серебряная лоханка, осыпанная бриллиантами трость и шпага с коралловым эфесом.

– Эти дары вы обязаны принять, так как они присланы самим королем! – сказал вице-король.

Проводив именитого гостя, Рюйтер налил в лохань воды и поставил ее на пол каюты, чтобы столь дорогие его сердцу цыплята могли из нее вволю пить.

Историк французского флота пишет: «Европа, узнав, что два величайших флотоводца готовятся оспаривать победу друг у друга, устремила на них взоры и ожидала с нетерпением известия о битве, в которой неминуемо должны быть проявлены величайшие опыты мужества и благоразумия».

Цыплята, бегая по палубе, весело пищали. Наблюдая за их возней, Рюйтер обдумывал свои дальнейшие действия. Намерения генерал-адмирала, несмотря на столь щедрые дары, нисколько не изменились, и он деятельно готовился к отплытию. Однако когда до отхода оставалось всего несколько дней из Гааги пришло письмо, с повелением остаться в средиземных водах еще на полгода. Как оказалось – это не терял даром времени испанский король, который успел вовремя нажать на гаагских политиков и выпросить оставить Рюйтера у себя. А чтобы генерал-адмирал не возмущался, из Гибралтара к нему подошло еще десять испанских кораблей.

20 марта объединенный флот направился к Мелаццо. Подойдя к берегу, Рюйтер собрал всех капитанов на совет, чтобы решить, как лучше нападать на Мессину с сухопутья или со стороны моря, вступили все. Взвесив все за и против, решено было от морской атаки отказаться, так как сильно е течение в проливе Фарском неминуемо снесет корабли как минимум на две мили в сторону, что создаст большие неудобства.

24 марта в каюте генерал-адмирала скромно отпраздновали шестьдесят девятую годовщину со дня рождения Рюйтера. Никакого веселья не было. Еще не прошла боль утрат последнего сражения, а будущее не представлялось сколько-нибудь ясным. Рюйтер рассеяно принимал поздравления. В углу каюты весело щебетали неизменные цыплята, да покачивался в такт волнам прибитый гвоздем к переборке старый спутник адмирала – натюрморт с виноградом и рыбой. Вице-адмирал Гаан произносил традиционные тосты, а капитаны, вставая при этом, столь рьяно чокались своими глиняными кружками, что вино заливало белоснежную скатерть.