Леонид Млечин - 25 главных разведчиков России

Борис Ельцин прямо там же, на глазах всего руководства разведки подписал заранее, разумеется, заготовленный указ N 316 о назначении Примакова. Была тогда у Ельцина такая манера – «вот я сейчас на ваших глазах подписываю указ».

Ельцин поздравил Примакова и встал. Все понимали, что в президентской папке были и другие проекты указа… Провожая президента, Евгений Максимович сказал:

– Вы сняли огромный груз с моих плеч, назначив меня через такую процедуру.

Примаков умеет быть очень сдержанным, поэтому никакого напряжения – «сейчас моя судьба решается» – или, напротив, ликования – смотри-ка: «все говорят, что я самый достойный» – он не выразил. Но это был один из приятнейших дней в его жизни, потому что впервые была у него возможность посмотреть, как к нему относятся люди в разведке. А ведь он сделал в разведке только первые шаги. Он себя еще ничем особо не показал. Путь к полному признанию был долгим.

Евгений Примаков остался в разведке и проработал там еще четыре года – до назначения министром иностранных дел.

Конечно, и до появления в Ясенево Евгений Примаков имел некоторое представление о работе разведки, но достаточно смутное. Что представляет собой разведывательная служба в реальности, он узнал только после того, как появился в Ясенево в роли хозяина.

Советская разведка действовала, как сверхмощный пылесос: вместе с действительно важной информацией она вбирала и кучу никому не нужной шелухи. Скажем, даже в Зимбабве или Сьерра-Леоне крали какие-то военные документы, вербовали местных чиновников. Но стоило ли тратить на это деньги и силы?

Главный вопрос, поставленный перед Примаковым, стоял так: а что именно нужно? В какой именно информации нуждается государство?

Евгений Примаков примерно представлял себе, что должна давать разведка. Она должна перестать растрачивать силы и средства. Разведку должно интересовать только то, что имеет значение для России. Теперь ему предстояло убедить в своей правоте аппарат службы.

В целом разведка нуждалась в сокращении, и оно происходило. Сократить предстояло примерно тридцать-сорок процентов. В 1992 году разведчики паковали чемоданы и с болью в сердце покидали посольские здания, над которыми развивался еще непривычный трехцветный флаг. Примаков, возглавив Службу внешней разведки, принужден был отозвать домой офицеров, чьи должности подлежали сокращению. Возвращались в Москву люди из торговых представительств, из бюро «Аэрофлота», корреспонденты газет и журналов, а также сотрудники некоторых контор, часть которых и была создана в свое время для того, чтобы отправлять разведчиков за границу под легальным прикрытием.

Под руководством Примакова в центральном аппарате тоже шло сокращение, сливались отделы, ликвидировались некоторые направления. Например, исчез самостоятельный японский отдел. Те, кто продолжал работать за границей, в прямом смысле оставались без денег, потому что разрушилась прежняя система доставки им денег из Москвы.

Разведка просила о помощи журналистов. Толстые пачки долларов привозили из Ясенево в редакции газет, и обычные журналисты – просто в порядке дружеской взаимовыручки – перевозили деньги через границу. Стоя перед таможенниками, они ежились от страха, понимая, что если таможенник что-то заподозрит и их задержат, то они пойдут под суд, потому что кто же поверит нелепому объяснению:

– Везу деньги для наших разведчиков…

Среди оставшихся в резидентурах офицеров развернулась ожесточенная борьба за право остаться за границей. Сотрудники разведки сражались за собственное выживание и одновременно выживали других – то есть всячески помогали товарищам поскорее вернуться на родину.

Возвращавшиеся домой офицеры не находили себе работу в центральном аппарате и искали место сами – чаще всего в коммерческих структурах.

По указанию Примакова управление кадров не возражало, даже наоборот – неофициально советовало тем, кто вернулся из-за границы, обосноваться где-то на стороне. Они не увольнялись из кадров, поскольку в разведке, как и в армии, пенсию платят за выслугу лет. Прослужив двадцать лет, в сравнительно молодом возрасте уже можно получить приличную военную пенсию и заняться чем-то другим.

Помню печальные лица своих приятелей – офицеров разведки, которые работали под журналистским прикрытием. Проблемы у них были на каждом шагу. Кто-то не успел и несколько месяцев проработать за границей, как его вернули из– за сокращений, и он ходил по коридорам в Ясенево без всякого дела.

В «Известиях» разведчикам, работавшим под журналистским прикрытием, предложили выбирать: или уходите в разведку, или оставайтесь в редакции, но тогда увольняйтесь из разведки. Те, кто хорошо писал, кому нравилось газетное дело, предпочли «Известия». Приходили к главному редактору, показывали обходной листок, заполненный в Службе внешней разведки. Один из них, высокий, физически крепкий, уверенный в себе человек, уволившись из СВР, сказал мне:

– Знаешь, впервые в жизни чувствую себя неуверенно. Все– таки привык, что за мной стоит мощная организация.

Другие активно искали работу – в основном в Управлении по обслуживанию дипломатического корпуса в качестве переводчиков-референтов при иностранных журналистах. Там платили в валюте, хотя работа была малоприятная. Потом, когда стали появляться банки, разведчики почувствовали себя лучше – их охотно брали в службы безопасности и в аналитические отделы. Разведчики, прежде всего, могли предложить новым работодателям свои зарубежные контакты.

Ушли не только те, кого считали балластом.

По собственному желанию уходили молодые офицеры, которые считали, что у них нет служебной перспективы. Исходом из разведки это назвать нельзя, но потеря была заметной. Офицеры писали заявления и увольнялись. Это было нечто новое в разведке, которая превратилась в обычную государственную структуру.

Один из близких сотрудников Примакова шутил:

– Еще до работы в разведке я услышал такую пугающую фразу: из разведки по своей воле не уходят. Отсюда выносят вперед ногами или выводят в наручниках. Вот как. Когда я приходил, то думал: а как уходить-то буду? Если два пути всего, то какой же мой?

Разведчики впервые почувствовали себя в определенном смысле обычными служащими. Они имели право заниматься прежним делом, а могли уйти, если возникало желание заняться чем-то другим.

Но тогда, в первые дни, это было шоком для кадровых разведчиков. Как это можно – взять и уйти? те, кто оставался, говорили разные резкие слова в спину уходящим. Увольнялись в основном из-за денег. А кто-то ушел и по идеологическим соображениям – как это жить без главного противника? разве можно говорить, что наши интересы с Соединенными Штатами в чем-то совпадают, а в чем-то не совпадают? Сегодня не совпадают, а завтра совпадут? Это казалось настолько чудовищным, что офицеры говорили «я в этом участвовать не желаю» и уходили.