Рафаил Мельников - Эскадренные миноносцы класса Доброволец

11/24 декабря корабли во главе с "Сибирским стрелком" благополучно прибыли в Ревель, где предстояли зимняя стоянка и ремонт. Здесь же готовилась зимовать группа 6-го дивизиона ("Стерегущий", "Страшный", "Забайкалец"), а также 1-й и 3-й дивизионы (8 "новиков"), 1-я бригада крейсеров и подводные лодки. В Гельсингфорсе зимовали "Новик", 2-й и часть 3-го дивизиона ("Десна", "Азард", "Самсон", "Летун", "Капитан Изыльментьев"), в полном составе 5-й дивизион ("Эмир Бухарский", "Финн", "Москвитянин", "Всадник", "Гайдамак", "Амурец", "Уссуриец"), группа 6-го дивизиона ("Туркменец-Ставропольский", "Донской казак", "Украйна", "Войсковой"), а также миноносцы 7-го, 8-го и 9-го дивизионов.

Первые большие замены произошли в командном составе кораблей. Командир "Новика" М.А. Беренс еще 10/23 ноября был назначен командиром дредноута "Петропавловск". "Новик" от него принял командовавший до этого "Москвитяниным" А.К. Пилкин. Командир "Сибирского стрелка" П.В. Вилькен (командовал с декабря 1914г.) получил назначение на должность командира 1-го дивизиона эскадренных миноносцев. На его место 28 декабря/10 января прибыл В.И. Залесский. Командиром 5-го дивизиона вместо ушедшего командиром "Славы" капитана 1 ранга П.М. Плена стал капитан 2 ранга Г.К. Старк. Его в должности командира "Страшного" заменил капитан 2 ранга Н.Р. Ренненкампф. Новые назначения последовали в наступающем, круто изменившем судьбу флота и всей России 1917 году.

Февраль 1917 года, до основания потрясший и перевернувший Россию, особенно больно ударил по ее офицерскому корпусу. Воспитывавшиеся в неуместном для своего времени политическом инфантилизме и социологическом неведении (если не сказать невежестве), офицеры были застигнуты врасплох стихией народного бунта – "бессмысленного и беспощадного". Они даже не успели организовать самозащиту против убийств и мародерства, которыми сопровождался неожиданно грянувший "праздник" народной свободы.

Жертвами долга службы и своего привилегированного социального положения оказались в Балтийском флоте не менее 100 офицеров. Их убивали, часто подвергая унижениям и жестоким истязаниям за вынесенные когда-то служебные взыскания, за строгость при наведении дисциплины и порядка на кораблях, за отказ выдать оружие толпе борцов "за свободу" и просто за то, что они носили на плечах погоны. Матросы, вчера внешне дисциплинированные, но внутренне готовые к мятежу, вдруг, при первых сигналах о состоявшемся в Петрограде перевороте, обращались в ревущую толпу со всеми присущими ей непредсказуемыми инстинктами. Так было в городах, так было на кораблях.

Свои убийцы нашлись в команде "Уссурийца" (5-й дивизион). Здесь вечером 27 февраля, после первых известий о беспорядках в Петрограде, были убиты командир миноносца капитан 2 ранга М.М. Поливанов, старший судовой механик корабля инженер-механик старший лейтенант А.Н. Плешков. На звуки выстрелов командир "Гайдамака" послал с проверкой мичмана Биттенбиндера. Но убийцы встретили его выстрелами. Сраженный несколькими пулями из наганов, он, истекая кровью, прополз по палубе "Уссурийца", где его, уже умиравшего, подобрала команда соседнего "Всадника". Его матросы в убийствах не участвовали.

На следующий день, зная, что команда ушла на митинг, толпа "революционеров" явилась к бортам миноносцев с требованиями выдачи для расправы офицеров. Получив отпор от вахтенных 9-го дивизиона, толпа двинулась к стоянке миноносцев 5-го дивизиона. Случайно, по новому "революционному" небрежению или по сговору с преступниками, но у трапа на стоявший крайним "Эмир Бухарский" вахтенного не оказалось. Хорошо ориентируясь во внутреннем расположении корабля, убийцы в считанные секунды добрались до кают-компании. Там для обеда собрались старший офицер миноносца старший лейтенант Г.Ф. Варзар, лейтенанты Н. Лауданский и Г.Л. Нейберг. Расстреляв офицеров в упор, негодяи скрылись. Столкнувшийся с ним офицерский вестовой (он нес вторые блюда) поднял тревогу, но запоздалая погоня оказалась безуспешной.

Офицеры кораблей оказались пленниками их вдруг "революционизировавшихся" команд и были вынуждены подчиниться ходу событий. Отныне команды сделались самодавлеющей силой, лишь номинально подчинявшейся Морскому уставу и корабельному распорядку. Дошедшие до наших дней вахтенные журналы передают смятение и шок, в котором пребывали на кораблях офицеры. На "Украйне" революционные активисты завладели оружием в корабельном арсенале.

Бесстрастно, словно боясь навлечь на себя месть "революционеров" за невольное сочувствие к погибшим, в вахтенном журнале "Уссурийца" в числе других событий дня 3 марта было записано: "21 ч. 15 м. Убиты командир и инженер-механик. Отопление производится с берега". Но и эту запись, пусть даже без упоминания имен и фамилий, приходится в свете событий тех дней относить к поступкам гражданского мужества. Запись в журнале – это непререкаемый документ для следствия, которое, как казалось офицерам, не могло впоследствии не состояться. Скрытой формой протеста против убийств можно считать чистый белый лист журнала на "Финне" за 4 марта 1917 г. Бывший вахтенным офицером подпоручик по фамилии, как можно предполагать, Жаев сделал внизу листа лишь одну запись: "Сего числа убит на берегу в городе старший офицер миноносца лейтенант Генрих Львович Нейберг". Упоминаемый Г.К. Графом, он оказался на свою погибель в гостях на "Эмире Бухарском". И неисполненным долгом современных историков приходится, очевидно, считать поиск в вахтенных журналах имен погибших на всех зимовавших в те дни кораблях.

Трусливое Временное правительство ни о каких расследованиях произошедших массовых злодеяний не помышляло. И напрасно мать покончившего в те дни с собой командира "Москвитянина" капитана 2 ранга А.А. Рыжей (таких случаев было, по крайней мере, четыре) письмом из Одессы просила выдать ей тело своего погибшего единственного сына. Г.К. Граф вспоминал, что "даже похоронить мучеников нельзя было так. как они того заслуживали своей кончиной: боялись издевательств во время погребения. И ни революционные организации, ни революционный командующий флотом не брались оградить от этого. Они были тайком ночью отвезены на кладбище и наскоро зарыты. Первое время над их могилами нельзя было сделать и надписей на крестах, так как по кладбищам бродили какие-то мерзавцы, которые делали на крестах различные гнусные надписи". Так рождалась одна из новых "культурных" традиций, с которой нам не удалось расстаться даже сегодня.

В Ревеле – почти прифронтовом городе – провокации с убийствами офицеров не удались. Здесь в большинстве была вернувшаяся с передовой минная дивизия, где разжечь рознь между офицерами и матросами сразу не удалось. Порядок на кораблях сохранили. Но зато погромы в городе по "революционному" сценарию удались во всей полноте. Два дня толпы и в больших массах присоединившиеся к ним солдаты и матросы остервенело громили и грабили тюрьмы, полицейские околотки и помещения судебных учреждений. Тюрьму "Маргарита" подожгли, а заключенных выпустили, начальника тюрьмы убили.