Александр Киселёв - Канарейка и снегирь. Из истории русской армии

На этот вопрос можно ответить не задумываясь: «Как зачем? Чтобы воевать». Армия в нашем представлении всегда связана с войной. Чему учат солдат и офицеров? Воевать. Все, что мог придумать и изобрести человек, всегда сначала приспосабливалось к войне. Порой кажется, что первый каменный топор тоже сначала был опробован на человеке, и только потом автор изобретения подумал: «Хорошая штука получилась! А ведь им и дерево срубить можно!» Вы и сами знаете, что сначала появилась атомная бомба, а уж потом — ядерная электростанция.

Война — это ненормально. Это «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». Боевой офицер, прошедший кавказскую и крымскую войны, Лев Толстой знал, что говорит, когда писал эти слова. Но человечество не научилось жить без войны. Говорят, что все войны заканчиваются миром. Но сказать можно и по-другому: мир неизбежно заканчивается войной. Вот для того, чтобы пауза между войнами была длиннее, и нужна армия.

Русская регулярная (то есть правильная, постоянная) армия существует со времен Петра Первого, то есть больше трехсот лет. Но не все же триста лет она воевала. Очень даже хорошо, что она воевала гораздо меньше. Почему? Потому что русская армия даже в самые трудные времена была сильной. А на сильного нападать боятся. Зато на слабого нападают все кому не лень. Поэтому армия нужна, чтобы не воевать. Армия — это средство устрашения предполагаемого противника, бусурмана и супостата. Врагов у России всегда было больше, чем друзей. Ну, получилось так, армия здесь ни при чем. Слишком наша страна большая для этой малогабаритной квартиры — Европы. И слишком шумная. И слишком своевольная. И слишком непредсказуемая. Таких соседей не любят. Недаром император Александр Третий говорил, что у России только два верных союзника — русская армия и русский флот. А в историю страны он вошел с прозвищем «Миротворец», потому что в годы его правления (1881–1894) не было войн. Делайте выводы.

До Петра Первого, то есть до начала XVIII века, войны, конечно, были, но армии в нашем сегодняшнем представлении не было.

В дохристианскую эпоху русские князья совершали военные походы. Чаще всего целью таких походов был захват добычи, попросту говоря — грабеж. Русские летописи рассказывают, что киевский князь Олег несколько раз ходил со своей дружиной к Царьграду. Сейчас туда направляются дружины русских туристов. Царьградом славяне называли Константинополь — столицу богатой Византии, а сейчас Константинополь называется Стамбулом — крупнейшим городом Турции. Княжеские дружины нападали внезапно и в случае успеха возвращались с добычей. Легенда говорит, что в знак своей победы князь Олег прибил на городских воротах Царьграда свой щит. Зачем? Ну, зачем на стенах пишут? Чтобы оставить о себе добрую память. «Олег с пацанами из Киева был здесь». Конечно, о захвате могучей Византии нечего было и думать, силы были неравны, поэтому нужно было незаметно приближаться, внезапно нападать и быстро отходить. Применялась и военная хитрость. Те же летописи говорят, что однажды Олег поставил свои ладьи (корабли) на колеса и под парусами по суше приблизился к городу, чем немало напугал жителей. Тогдашние дружины представляли собой отряд наемников, в сущности княжескую охрану. Она была немногочисленной, но могла усиливаться добровольцами из городов и сел, а также отрядами степняков-кочевников, если они были в союзе с киевским князем. Удачный набег мог превратить бедняка в богача. Также с помощью дружинников князь покорял славянские племена и заставлял их платить дань.

О том, как именно это происходило, летописи рассказывают глухо. Если нравы за последние тысячу-полторы лет не слишком изменились, то, возможно, и так.

Князь с дружиной приезжал в деревню какого-нибудь славянского племени полян недалеко от Киева. Скоро вокруг князя собиралась толпа местных жителей.

— Здорово, ребята! — начинал свою речь князь. — Ну, как вы тут?

Вождь племени отвечал:

— Да помаленьку, слава Перуну.

— Перуну слава, — соглашался князь. — А злодеи какие-нибудь вас не обижают?

— Тихо живем, никому не мешаем. И нас никто не трогает, слава Перуну.

— Перуну слава, — снова соглашался князь. — А вот у меня такие сведения, что собираются на вас напасть соседи ваши — древляне. Урожай отберут, добрых молодцев перебьют, красных девок в полон уведут.

Толпа ахала. А вождь спрашивал:

— Это откуда ж у тебя такая информация, князь?

— Из достоверных источников, отец. Вот у волхва моего спроси. Это он князю Олегу смерть от коня своего предсказал. Вещай, дальнозоркий ты наш.

Волхв выходил, стучал погремушками, плясал вокруг костра, входил в транс, падал в обморок, а потом пророчествовал:

— Идет, идет погибель ваша неминучая! Точат ножи булатные древляне позорные! Ведут за собой оборотней и кикимор болотных! Напьются вашей кровушки, на белых косточках покатаются…

Женщины выли и падали в обморок, дети плакали, мужчины бледнели. Вождь растерянно бормотал:

— Что ж делать-то? Делать-то что ж?

На что волхв отвечал однозначно:

— Одно у вас спасение. Найти кры… то есть защитника, угодного богам.

И подмигивал в сторону князя.

— Понял, — отвечал вождь и быстро собирал референдум о присоединении полянских земель к Киеву.

Пока народ голосовал, волхв отводил вождя полян в сторону и втолковывал:

— Боги, конечно, князя любят. А почему? Потому что на жертвоприношения не скупится. А теперь ему не только за себя, а и за вас жертвовать придется. Дружину туда-сюда гонять. Овес, опять же, нынче дорог. Транспортные расходы, командировочные, сам понимаешь…

— Понял, — кивал вождь. — Сколько?

— Да ерунда. Короче, по кунице и бобру с дома, по пять мешков зерна, ну, меду, само собой, лесу… Это по нынешним расценкам. А там, с учетом инфляции, посмотрим. Ты, понятное дело, в доле. По рукам? Ну вот и слава Перуну.

— Перуну слава, — соглашался вождь.

С одной стороны, славянам — земледельцам и скотоводам — это было выгодно. Они платили дань, зато получали защиту. Если же князь оказывался слишком жадным, то славянское племя могло взбунтоваться и перебить княжескую дружину. Так погиб киевский князь — Игорь, который захотел обложить племя древлян непосильной данью.