Гейнц Гудериан - Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939–1945

Гитлер поблагодарил меня за откровенность – и наша часовая беседа закончилась ничем. В Кобленц я вернулся в угнетенном состоянии.

Перед тем как начать военные действия против держав Запада – чего мы избежали бы с радостью, – предстояло тщательно изучить опыт, полученный в Польше. Польский опыт показал – и это для меня неожиданностью не стало, – что «легкие дивизии» представляют из себя ужасную мешанину; поэтому было принято решение реорганизовать их в танковые дивизии. Эти дивизии получили номера от 6 до 9. Моторизованные пехотные дивизии показали себя чересчур громоздкими; из них было изъято по одному пехотному полку. Выполнение первоочередной задачи по перевооружению танковых полков машинами «Т-Ш» и «T-IV» продвигалось очень медленно, отчасти в силу нехватки производственных мощностей промышленности, а отчасти по причине того, что Верховным командованием владела тенденция консервировать танки новых типов.

Мне было вверено руководство боевой подготовкой нескольких танковых дивизий и пехотного полка «Великая Германия». Кроме этого, я был по большей части занят планированием будущих операций на Западе.

Подталкиваемое Гитлером к агрессивным действиям, Верховное командование планировало снова применить так называемый план Шлиффена, разработанный в 1914 году. Его преимуществом была простота, но новизной он не блистал. В общем, вскоре все занялись поиском альтернативных решений.

Как-то раз в ноябре меня пригласил к себе Манштейн и поделился своими идеями. Его план включал в себя мощный танковый бросок через юг Бельгии и Люксембург к Седану, прорыв линии Мажино на этом участке, что помогло бы, в свою очередь, прорвать французский фронт. Манштейн попросил меня оценить его план с точки зрения эксперта-танкиста. Тщательно изучив карты и вспомнив местность по своему опыту, полученному в Первой мировой, я подтвердил, что план Манштейна вполне реализуем. Единственным условием, которое я выдвинул для успешной реализации плана, было задействование как можно большего числа бронетанковых и моторизованных частей – по возможности вообще всех.

Тогда Манштейн составил докладную записку, которую, получив одобрение и визу генерал-полковника фон Рундштедта, отправил 4 декабря 1939 года в штаб Верховного командования. Там ее восприняли без особой радости. Верховное командование вообще планировало использовать разве что одну-две танковые дивизии в наступлении через Арлон. На мой взгляд, этого было явно недостаточно, и удар столь слабыми силами не имел смысла вообще. Наши бронетанковые войска и так были слишком слабы, и использовать их не полностью было бы страшной ошибкой. Но именно таковы были планы Верховного командования. Манштейн продолжал настаивать на своем, чем настроил против себя все Верховное командование, и в результате был смещен на должность командующего пехотным корпусом. Его просьба предоставить ему в распоряжение хотя бы танковый корпус осталась без удовлетворения. В итоге обладатель лучшего в нашей армии оперативного мышления участвовал в операции, именно ему в наибольшей степени обязанной своим успехом, только в качестве командира корпуса, двигавшегося где-то в третьем эшелоне атаки. Преемником его стал при генерал-полковнике фон Рундштедте менее активный офицер – генерал фон Зоденштерн.

Между тем случилось происшествие, поставившее крест на плане Шлиффена. Дело в том, что офицер связи люфтваффе, имея при себе важные документы, в нарушение всех правил совершал ночной полет вдоль бельгийской границы и пересек ее. Его принудили к посадке на бельгийскую территорию, и неизвестно было, удалось ли ему уничтожить документы, в которых содержались данные, имевшие к предполагавшемуся наступлению по плану Шлиффена непосредственное отношение. В любом случае теперь следовало исходить из того, что бельгийцы – а скорее всего, также французы и англичане – могут оказаться полностью информированными о намеченной операции.

Помимо этого Манштейну удалось сообщить Гитлеру, во время доклада о принятии командования над пехотным корпусом, о своих идеях по поводу предстоящей операции. В результате план Манштейна оказался предметом серьезного рассмотрения. Мне кажется, что окончательное решение в его пользу было принято на военных играх, которые состоялись 7 февраля 1940 года в Кобленце. Во время этих учений с картами я предложил совершить на пятый день кампании атаку силами крупных бронетанковых и моторизованных соединений, в ходе которой была бы форсирована река Мёз под Седаном и совершен прорыв, который позже мог бы докатиться до самого Амьена. Присутствовавший на учениях Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных сил, отозвался об этой идее как о «бессмысленной». В его представлении бронетанковые войска должны были достичь Мёза и даже обеспечить там предмостные укрепления, а затем дождаться подхода пехоты для начала «совместного наступления», которое, таким образом, могло развернуться только на девятый или десятый день кампании. Он назвал это «правильно сгруппированное массовое наступление». Я горячо возражал против такого плана, повторяя, что всю ударную мощь наших танков, которая, увы, пока что весьма ограниченна, следует вложить в один внезапный удар в решающем направлении; нужно расколоть оборону противника столь глубоким и широким клином, чтобы не нужно было уже думать о флангах, а затем так же быстро и решительно развить достигнутый успех, а не ждать пехоту.

Мою оценку передовых укреплений французов подтвердили и результаты подробного исследования, проведенного инженерным советником при штабе группы армий майором фон Штиоттой. Выводы майора основывались по большей части на данных аэрофотосъемки; его аргументы проигнорировать было невозможно.

14 февраля в Майене, в штабе 12-й армии генерал-полковника Листа, была проведена еще одна военная игра. Вновь на ней присутствовал Гальдер и вновь объектом рассмотрения стала битва за переправу через Мёз. Вопросы, поставленные передо мной, сводились к следующему: могут ли танковые дивизии форсировать реку самостоятельно или должны ждать подхода пехоты; если верно последнее, то стоит ли им вообще участвовать в форсировании или лучше подождать, пока пехота наладит переправу? С учетом труднопроходимости Арденн к северу от Мёза последний вариант отпадал совершенно; ситуация становилась все более удручающей, пока, наконец, мы с генералом фон Витерсгеймом, чей XIV мотопехотный корпус должен был следовать непосредственно за моими частями, не заявили наконец, что у нас не осталось доверия к командующим операцией. Мы постарались дать понять, что использовать бронетанковые части так, как предполагалось, просто нельзя, это обязательно приведет к кризису.