Иван Попко - Черноморские казаки (сборник)

«Долго ломал я свою грешную голову, – личная речь Хаджи Нотаука, – над сочинением букваря для моего родного языка, лучшие звуки которого, звуки песней и преданий богатырских, льются и исчезают по глухим лесам и ущельям, не попадая в сосуд книги. Не так ли гремучие ключи наших гор, не уловленные фонтаном и водоемом, льются и исчезают в камыше и тине ваших прикубанских болот? Но я не ожидал, чтоб мой труд, приветливо улыбавшийся мне в замысле, был так тяжел и неподатлив в исполнении. Сознаюсь, что не раз я ворочался назад, пройдя большую половину пути, и искал новой дороги, трогал другие струны и искал других ключей к дверям сокровищницы знаков и начертаний для этих неуловимых, неосязаемых ухом отзвуков от звуков. В минуты отчаянного недоумения я молился. И потом, мне чудилось, что мне пособляли и подсказывали, и утреннее щебетанье ласточки, и вечерний шум старого дуба, у порога моей уны (хижины), и ночное фырканье коня, увозящего наездника в набег. Мне уже оставалось уломать один только звук, на один только артачливый звук оставалось мне наложить бразды буквы; но здесь-то я и не мог ничего сделать; на этом препятствии я упал и больше не поднимался. Дослушай. В один ненастный осенний вечер тоска меня гнетила, тоска ума, – это не то, что сердечная кручина, – это жгучей и злей. Я уединился в свою уну, крепко запер за собою дверь и стал молиться. Буря врывалась в трубу очага и возмущала разложенный на нем огонь. Я молился и плакал, вся душа выходила из меня в молитве, молился я до последнего остатка телесных сил, и там же, на ветхом килиме молитвенном, заснул.

И вот посетило меня видение грозное. Дух ли света, дух ли тьмы – стал прямо передо мною и, вонзив в меня две молнии страшных очей, вещал громовым словом: Нотаук, дерзкий сын праха! кто призвал тебя, кто подал тебе млат на скование цепей вольному языку вольного народа Адигов? Где твой смысл, о человек, возмечтавший уловить и удержать в тенетах клокот горного потока, свист стрелы, топот бранного скакуна? Ведай, Хаджи, что на твой труд нет благословения там, где твоя молитва и твой плач, в нынешний вечер, услышаны; ведай, что мрак морщин не падает на ясное чело народа, доколе не заключил он своих поколений в высокоминаретных городах, а мыслей и чувств, и песней, и сказаний своих в многолиственных книгах. Есть на земле одна книга, книга книг – и довольно. Повелеваю тебе – встань и предай пламени нечестивые твои начертания, и пеплом их посыпь осужденную твою голову, да не будешь предан неугасающему пламени джехеннема…

Я почувствовал толчок и вскочил, объятый ужасом. Холод и темнота могилы наполняли мою уну. Дверь ее была отворена, качалась на петлях и уныло скрипела, – и мне чудились шаги, поспешно от нее удаляющиеся. Буря выла на крыше. На очаге ни искры. Дрожа всеми членами, я развел огонь, устроил костер и возложил на него мои дорогие свитки. Я приготовил к закланию моего Исхака, но не имел ни веры, ни твердости Ибрагима. Что за тревога, что за борьба бушевала в моей душе! То хотел я бежать вон, то порывался к очагу, чтоб спасти мое умственное сокровище, и еще было время. И между тем, я оставался на одном месте, как придавленный невидимой рукой. Я уподоблялся безумцу, который из своих рук зажег собственное здание и не имел больше сил ни остановить пожара, ни оторвать глаз от потрясающего зрелища. И вот огонь уже коснулся, уже вкусил моей жертвы. В мое сердце вонзился раскаленный гвоздь; я упал на колени и вне себя вскрикнул: джехеннем мне, – но только пощади, злая и добрая стихия, отпусти трудно рожденное детище моей мысли!.. Но буря, врываясь с грохотом в широкую трубу очага, волновала пламя и ускоряла горение моего полночного жертвоприношения. Я долго оставался в одном и том же положении, рыдал и ломал себе руки…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

В книге частично сохранены стилистика, пунктуация, написание географических названий XIX века.

Соседственные горцы называют Черноморье Боткале , а все остальное Подкавказье просто – Московия. Название Боткале перешло к горцам от крымских татар, которые величали этим, не слишком блистательным, прозвищем Запорожье. Боткале значит собственно: обиталище кашников, кашня.

Лиманом называется озеро, имеющее связь с другими озерами или с морем. Узкий и короткий пролив, посредством которого лиман с лиманом или с морем связывается, называется гирло, то есть горло, gorge.

Под всеми соляными озерами находится 15 440 1/4, а под рыболовными водами 210 743 2/5 десятин земли.

Еще не простыл след монгольского обитания на Земле Черноморских казаков: за большей частью вод и урочищ остаются старинные татарские названия. Например: Ея, правильно Яйя, Иван; Сасык, вонючий; Албаши, красная голова; Бейсу, беева, или, может быть, главная река; Керпили, мостовая; Кизилташ, красный камень; Бугаз, горло; Темрюк, собственное имя; Калаус, проводник.

По казацкому поверью, заговор от пули и сабли может быть действительным только для тех, кто в бою ни разу назад не оглянется. Условие, sine qna non, и весьма основательно.

С самого начала, в 1792 году, перешло на Черноморье 13 тысяч строевых казаков и при них до 5 тысяч душ женского пола. Затем, в следствие особых мер правительства, подошло еще врастяжку, в виде отсталых, до 7 тысяч семейных и бессемейных казаков, находившихся на поселении в разных местах Новороссийского края, после упразднения Запорожской Сечи. Это население коренное.

К нему прибыло:

в 1808 году, до 500 добровольно возвратившихся из Турции Буджацких казаков, старинных сечевых односумов черноморцев;

в 1809–1811 годах, переселенцев из малороссийских губерний, Полтавской и Черниговской, 23 089 мужского и 16 672 женского пола душ;

в 1821–1825 годах вторых переселенцев из тех же губерний 20 274 мужского и 19 689 женского пола душ.

В пятилетие 1845–1850 годов третьих переселенцев из тех же и отчасти из Харьковской губерний, да разных вольноприписных, все таки из Малороссии, до 8500 мужеского и 7000 женского пола душ.

Добровольно вышедших из-за Кубани, в 1798 году, черкес и в 1801 году татар, с прибывавшими поодиночке, до позднейшего времени выходцами – к первым из-за Кубани, к последним из Крыма, 1000 душ мужеского и около того же числа женского пола. (В числе черкес несколько десятков семейств очеркесившихся армян и греков.)