Федор Архипенко - На взлет! Записки летчика-истребителя

УТИ-4

Инструктор во время моей посадки находился прямо на посадочном «Т», рядом с точкой приземления, и сказал мне, что во время касания колес «костыль» был сантиметров на 5–6 от земли. Командир звена рассердился и отругал меня, а инструктор сказал:

– Успокойся и летай, как летал, в следующий раз получится.

Программу я осваивал быстро и научился хорошо выполнять на И-16 все фигуры высшего пилотажа по программе КУЛП (курс учебно-летной подготовки).

Во время сдачи государственного экзамена по технике пилотирования мне выпало сделать полет на УТИ-4 в зону на пилотаж с проверяющим и два полета по кругу на истребителе И-16 самостоятельно. В зоне с проверяющим выполнил комплекс фигур на оценку «отлично», так же как и полеты по кругу.

Теоретические предметы я тоже сдал на «отлично», за исключением истории ВКП (б), которую сдал на «хорошо», переусердствовав с демонстрацией своих знаний. Мне попался вопрос – создание партии большевиков. Поскольку память у меня была хорошая и краткий курс ВКП (б) я знал почти наизусть, то отвечал полтора часа: с образования марксистских кружков до 1920 года, пока председатель комиссии не остановил меня.

Запомнился и еще ряд характерных для того времени случаев из курсантской жизни:

1. Когда нас поставили на довольствие, то дали наволочки и предложили отправить свои вещи домой. Отправил свой нехитрый скарб в Беларучи и я, не приложив никакого подарка.

При всем моем желании в той обстановке я ничего не мог выкроить и выслать, тем более что и уехал-то я с пятью рублями, которые дала мне сестра Юлия. Родители тогда обиделись на меня. Уже после войны отец как-то сказал с упреком: «Хотя бы конфет тогда детям прислал».

2. Интересный случай произошел в 1938 году, еще до приезда в авиаучилище, когда мне приснился сон, что я веду воздушный бой на моноплане И-16 с бипланом типа И-15 и захожу в хвост противнику, а тот ничего не может сделать, никак не может вывернуться из-под моего удара, и в результате победа остается за мной.

И вот весной 1939 года после тренировки инструкторов мы мыли и чистили самолеты (в Одессе земля – чернозем), и мне, как самому «малогабаритному», поручили вычистить кабину И-16. Когда я сел в кабину, поставил ноги на педали, взялся за ручку управления и глянул на приборы, то оказалось, что все приборы знакомы и расположены на том же месте, что и в истребителе, на котором я вел воздушный бой во сне, хотя до этого случая И-16 я вблизи не видел, а только в воздухе. К слову, особенно тяжело было чистить мотор М-22 (а не М-25), установленный на И-16, так как техник самолета не разрешал для чистки этого мотора использовать бензин.

3. На общем собрании в 1938 году меня, семнадцатилетнего, избрали председателем товарищеского суда эскадрильи. Замечу, что я был одним из самых молодых курсантов – среди нас были парни и по 27 лет.

Пришлось провести одно дело, когда курсант Борис Козел из Речицы, что под Гомелем, воровал у товарищей фотокарточки, которые ему не желали дарить. Вопрос ставился политически: не шпион ли он и не собирает ли фото будущих командиров. Дело я расследовал лично и вынес решение, что он не шпион, а совершал это противоправное деяние, чтобы сделать себе альбом на память о тех, с кем учился. Приговор вынесли такой:

а) объявить общественное порицание и фотокарточки вернуть владельцам;

б) курсанта Козела предупредить, что при повторении подобных случаев будет поставлен вопрос о его отчислении из училища.

4. Вспоминается, как жутко было стоять на посту и охранять самолеты по ночам, особенно зимой (это было время перед освобождением Молдавии). Бывало, стоишь на посту, морской ветер пронизывает насквозь, и страшно – где-то веточка хрустнет или снег упадет с крыши, а кажется, что крадется враг и хочет поджечь ангар. Внушили нам шпиономанию.

Летом в лагерях самолеты накрыты брезентом, от ветра они скрипят и шатаются, а брезент хлопает – и вновь чудится прячущийся диверсант, выводящий самолет из строя.

5. До войны в Одессе было много военных училищ, и часто случались жестокие драки моряков с общевойсковиками, но нас, авиаторов, не трогали, мы были нейтральны. Моряки при этом выглядели предпочтительнее.

Если по городу дежурили моряки, то за малейшее нарушение забирали в комендатуру курсантов других училищ – и наоборот, если дежурили общевойсковые патрули, то задерживали моряков. Иногда при этом звучал клич: «Полундра!» – моряки дружно сбегались, дубасили общевойсковиков, а когда подъезжали машины с патрулями, снова звучала «Полундра!», моряки так же быстро ретировались, а побитых общевойсковиков отвозили в комендатуру.

6. Впервые я увидел катастрофу самолета, когда с товарищем Федором Мазуриным (во время войны он был удостоен звания Героя Советского Союза, а позднее работал летчиком-испытателем) был в увольнении в городе и приехал в Аркадию посмотреть море. Услышав шум моторов, мы увидели, как над нами пронеслись три истребителя И-16, ведущий выполнил горку, а левый ведомый метрах в 300 от берега свалился на крыло и упал в море. Спустя некоторое время подъехали летчики из строевого полка, и оказалось, что в одном звене летали два брата и младший погиб.

7. Неоднократно посещали мы, курсанты, Одесский театр оперы и балета; был у нас и подшефный пединститут. К нам в гарнизон приезжали студентки, я познакомился с хорошенькой девушкой со 2-го курса, а когда ездили к ним в институт, то увиделся с ней во второй раз. Но, увы, я был настолько скромен, что боялся с ней разговаривать. Вообще же девушек я считал священными существами, притом, должен признаться, был парнем не начитанным, так как до армии больше думал о куске хлеба, а в армии – о самолетах.

8. Нам, курсантам, ежемесячно выдавали на мелкие расходы 17 рублей 50 копеек. Помню, часть этих денег я посылал бабушке Наталье в конверте. Писал бабушке регулярно, соседи читали ей и пару слов писали мне.

Осенью 1939 года нам зачитали приказ наркома обороны о присвоении звания младшего лейтенанта и назначении на должность летчика-истребителя. Приказом 11 человек из нас, в том числе и меня, назначили для прохождения дальнейшей службы в 17-й истребительный полк в город Ковель на Западной Украине.

Спустя несколько дней нам выдали командирскую форму ВВС РККА с летной эмблемой на рукаве, документы, и мы отправились к новому месту службы.

Так в 1939 году, в звании младшего лейтенанта, закончилась моя юность. Вспоминая жизнь в Одессе, добавлю, что Черное море видел, но так ни разу и не пришлось окунуться – в мае мы уезжали в лагеря и только осенью возвращались в Одессу. Получается, первым делом самолеты, а море, как и девушки, – потом.