Михаил Алексеев - Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929)

Исключительное ориентирование на «крышевые» должности НКИД, которые на деле в большинстве своем оказывались виртуальными, таило в себе большую опасность для организации разведки. Но об этом никто не задумывался, хотя организаторы разведки в Центре и на местах, включая того же Рябинина, отмечали, что японцы в Маньчжурии работали под прикрытием какой-нибудь коммерческой фирмы или ресторана, а немцы практиковали нечто подобное и в Центральном Китае.

В одном ряду с официальными представительствами СССР в Китае находились разнообразные коммерческие структуры КВЖД, под прикрытием которых работали военные разведчики.

Было признано также, что для разведывательной работы «…необходима крыша инструктажа в тех или иных китайских армиях, причем это допустимо, только тогда, когда доверие к нашим инструкторам обеспечено, когда инструктора проникли уже в штабы и имеют строго официальное «лицо», как, например, в Кантоне». Во всяком случае, при такой «крыше», считали в центральной пекинской резидентуре, надо «…иметь в запасе всегда более надежную и более безопасную возможность организации агентуры, сбора материалов, их хранения и пересылки, куда следует». Резиденты Разведупра должны были получать от инструкторов в китайских штабах информационные материалы «согласно плановой программе». Должны были.

К весне 1926 г. резидентуры Разведупра в Китае (не считая резидентур в Синьцзяне, переданных в подчинение разведотдела штаба Туркестанского ВО) насчитывали 39 сотрудников военной разведки (в том числе 12 резидентов) и 40 агентов. На бумаге общее количество резидентов, сотрудников военной разведки и агентов выглядело достаточно впечатляющим. 12 резидентов – это 12 резидентур в 11 городах Китая и в Сеуле (Корея). Да и количество агентов следовало бы указывать в кавычках.

На самом же деле спустя полгода, в октябре 1926 г., в Китае функционировало только семь резидентур: в Пекине, Тяньцзине, Мукдене, Дайрене, Ханькоу, Шанхае и Харбине. Начинала функционировать резидентура в Калгане. Сеульская же в ноябре 1926 г. перешла «…в распоряжение Токио с обязанностью выполнять отдельные срочные задания Харбина и пересылать ему важнейшие информационные материалы».

Вновь созданные резидентуры только приступали к организации работы. Их сотрудники на местах не имели ни практического опыта, ни вербовщиков, ни проверенных и хороших переводчиков, ни «…вполне испытанных и подготовленных агентов». Да и сами резиденты (часть – выпускники Восточного отдела Военной академии РККА) сплошь и рядом только начинали работать по линии разведки, и ожидать от них впечатляющих успехов не приходилось.

Пекинский резидент Рыбаков предлагал подразделять агентов на внешних и внутренних. На внешних – агентов-наблюдателей – должна была возлагаться задача отслеживания состава, численности, вооружения и отчасти организации войсковых частей; районов и времени их сосредоточения; установление результатов боев и т. д. Однако одних внешних агентов было недостаточно. Их должны были дополнять внутренние – действующие прежде всего в штабах и управлениях, министерствах и других военных и государственных учреждениях, войсковых частях, органах снабжения, арсеналах, телеграфах и т. д. Именно внутренняя агентура могла вскрывать намерения и планы противника, отслеживать перегруппировку высшего комсостава, их ориентацию, настроение и т. д.

Ничего нового в данной квалификации не было – разведка в годы гражданской войны с обеих воевавших сторон строилась на внешних и внутренних агентах. К этим агентам следовало добавить агентов-вербовщиков, в качестве которых могли выступать и внутренние, и внешние агенты, а также следовало принять во внимание агентов-почтальонов. Однако подлинные внутренние агенты были большой редкостью, и работа строилась в основном на внешних агентах.

В конце 1925 г. – начале 1926 г. на всю работу Разведуправления в Китае расходовалось 12–13 тыс. американских долларов ежемесячно, из них 4000 – на содержание агентуры, 1500 – на организационные расходы и 1500 – на отправку телеграмм. Причем много денег уходило на командировки по Китаю, что диктовалось требованиями централизации руководства.

Наиболее надежным элементом в разведывательной работе были признаны «партийные агенты», идущие на сотрудничество с разведкой с полным сознанием полезности и ответственности этой работы. К сожалению, эти агенты не всегда порывали связь со своими партийными организациями, поэтому их деятельность подвергалась двойной опасности: быть расконспирированной и по партийной линии, и по разведывательной. Среди партийных агентов было трудно найти военных, хотя не исключалась возможность, что связи их могли проникнуть в недра самой армии.

Ввиду чрезвычайной трудности создания в Китае агентуры пекинский резидент считал, что в его распоряжение должны были быть заранее выделены из китайской компартии и левого Гоминьдана «…до 30 испытанных, надежных и опытных товарищей, согласившихся добровольно работать по разведке».

30 человек никто Рыбакову не выделил, но пять партийных студентов комитет китайской компартии по «нашей просьбе» все-таки направил в его распоряжение. Рыбаков предполагал использовать партийных студентов в качестве агентов-резидентов в крупных населенных пунктах.

Выделенная пятерка представляла «сырье» в полном смысле этого слова. Поэтому прежде чем поручить им конкретное задание, для них были организованы 2-недельные разведывательные курсы. На этих курсах пятерка познакомилась с общими принципами организации и управления китайской армией, им была также прочитана самим Рыбаковым лекция о методах ведения внешней и внутренней разведки, о вербовке агентов, конспирации, связи и тайнописи; о том, как составлять донесения. Четверо из пятерки были отправлены по месту жительства в провинции Хунань и Хубэй для «трудоустройства» в войсковые штабы с учетом имевшихся связей через родственников и друзей. В перспективе партийные агенты должны были стать агентами-резидентами в крупных населенных пунктах. Пятый был оставлен для связи в Пекине. Следует оговориться, что этот проект, рассчитанный на длительный срок, не дал ожидаемых результатов.

По состоянию на март 1926 г. агентурная сеть в лучшем случае давала приблизительное отражение действительности, плелась сплошь и рядом в хвосте событий, едва опережая прессу. А иногда – и это вынужден был признать пекинский резидент – пресса давала больше и лучше сведений, чем агентурная сеть. В части же предупреждения событий, информации о планах и намерениях сторон, перспективах на будущее сеть давала «микроскопически мало».

В этой связи Рыбаков был вынужден признать, что в случае военных конфликтов с СССР, в настоящее время или в ближайшем будущем, разведка оказалась бы «в положении слепого, ощупью пробирающегося по неизвестной ему дороге», и оставалось бы только «гадать и гадать».