Олег Смыслов - Любовь на службе царской. От Суворова до Колчака

«…Веселая компания молодежи то пробиралась ночью в палисадник хорошенькой дачки, занимаемой одной известной тогда итальянской певицей, и, сняв осторожно ставни, любовалась ночным туалетом красавицы, устраивала засады в женских купальнях… одна из которых имела место быть в имении графини Ю. П. Самойловой Славянке. Дело было в следующем: на потеху кавалергардам Самойлова устроила состязание между своими крестьянками – какая первой вскарабкается на высокий шест, к верхушке которого привязали сарафан и повойник, той эти призы и достанутся».

В общем все шалости осенью 1835 года закончились для Трубецкого и его товарищей арестом. А после последовал перевод из Петербурга в Орденский кирасирский полк на юг под личное наблюдение начальника всех военных поселений в Новороссии И. О. Витта, хорошо известного своей шпионской деятельностью.

Только через два года, за которые он должен был остепениться, в 1837 году поручик Трубецкой вернется в столицу снова корнетом, но уже лейб-гвардии Кирасирского ее Величества полка. Как подчеркивает автор книги «Судьба Лермонтова» Э. Г. Герштейн, «Два года, которые С. Трубецкой прослужил там в Орденском кирасирском полку, отмечены систематическими “секретными”, “весьма нужными” предписаниями от имени царя об усилении строжайшего надзора за ненавистным ему офицером».

И снова с ним происходит неприятная история, о которой не говорили в Петербурге только ленивые. Офицер лейб-гвардии Гродненского гусарского полка А. И. Арнольди вспоминал:

«Сергей Трубецкой, бывший в армии, соблазнил дочь генерал-лейтенанта П. К. Мусина-Пушкина, был обвенчан с нею по приказанию государя Николая Павловича».

«Весь Петербург теперь только занят обрюхатевшею фрейлиной Пушкиной, – писал московский почт-директор А. Я. Булгаков. – Государь всегда велик во всех случаях. Узнавши, кто сделал брюхо, а именно князь Трубецкой, молодой повеса… он их повелел обвенчать и объявил, что она год, как тайно обвенчана… Экой срам!».

«Нужно тебе рассказать последнюю новость, – сообщала своему мужу двоюродная сестра Трубецкого С. А. Бобринская 1 февраля 1838 г. – Ту, которая занимает все умы, как когда-то наводнение, как пожар Дворца, как смерть Пушкина год тому назад – как, наконец, все, что выходит за рамки обычной жизни, как неслыханная и ужасная катастрофа, – это женитьба Сергея Трубецкого на мадемуазель Пушкиной! Да, да – они женаты, она поселена в доме своего дяди, и не далее как сегодня утром тетя привела ее ко мне, и я насколько могла устроила своей новой кузине самый радушный прием».

Со слов П. А. Вяземского, «Катрин Пушкина пошла, глупа, как мало женщин на земле, – ни зернышка здравого смысла в голове и никаких принципов поведения в сердце. Тот, кто женится на ней, будет отъявленным болваном, над которым она же не стесняясь станет издеваться, обуреваемая страстью к десяти другим, ибо в этом она превзошла всех». Он же сообщал А. И. Тургеневу следующее: «Для большей однако же достоверности, сказывают, что еще раз их здесь переревенчали. Легко понять, какой это был удар Трубецкой-матери! Она дни три после того не плясала».

Николай I хоть и «насильно обвенчал» князя Трубецкого с Екатериной Петровной Мусиной-Пушкиной (1816–1897) – фрейлиной, «главной Павловской красавицей», все же их семейная жизнь не получилась. Потому что, главной причиной этой новой беды князя стал «весьма ощутимый срок беременности» невесты и ее положение при дворе. Сергей не любил супругу, а встречался с ней или встретился один раз, все из-за той же «шалости».

Несмотря на то, что венчание молодых проходило в Царском Селе, а в свадьбе принимал непосредственное участие сам император, молодые разъехались уже летом 1838 года, сразу же после рождения дочери Софьи. Причем дочери Екатерины Петровны от самого Николая I…

В конце декабря 1839 года Трубецкого переводят на Кавказ, снова якобы за «шалости», за крайнюю недисциплинированность и дерзкие выходки. По словам Э. Г. Герштейна, «Царь систематически и упорно преследовал Сергея Трубецкого». «9 февраля 1840 года Ермолов рекомендует С. Трубецкого своему бывшему адъютанту, назначенному командующим войсками на кавказской военной линии, П. Х. Граббе. Сергей Трубецкой был известен отставленному от дел полководцу, «по отзывам многих», как «молодец и весьма неглупый». «Разные обстоятельства понудили его оставить выгоды служения в гвардии, – пишет Ермолов, – и искать сколько возможно вознаградить потери с доброй волею, пламенным усердием решаясь посвятить себя всем трудам службы и опасностям, с нею сопряженным. Возьми под сильное покровительство свое молодого сего человека и время от времени останови внимание твое на том, который все употребит усилия его сделаться достойным. Употреби его так, чтобы не был он праздным. У тебя нет недостатка в случаях доставить занятие, а он хорошо весьма знает, что никаким другим образом ничего у тебя не достанет. По сей причине я не затруднился просить тебя о нем»».

11 июля 1840 года Трубецкой, «прикомандированный по кавалерии к Гребенскому казачьему полку», в сражении при Валерике вместе с Д. П. Фредериксом был направлен к левой штурмовой колонне и «первые бросились вперед, одушевляя окружающих солдат примером неустрашимости». В этом сражении Сергей был тяжело ранен в шею.

«Осенью 1840 года Трубецкой пробыл до ноября в Ставрополе, где так же, как Лермонтов, Монго-Столыпин, Ламберт, Канкрин и А. Долгорукий, посещал дом Вревского, – уточняет Э. Г. Герштейн. – В октябре Трубецкой получил разрешение на отпуск в Петербург, но не смог своевременно им воспользоваться по болезни. Уже в январе, ожидая в Бахмуте официального перенесения срока отпуска, он получил известие о смертельной болезни отца. Не дождавшись ответа, он ринулся в Петербург, приехал туда 20 февраля 1841 года, но опоздал. Старого князя В. С. Трубецкого похоронили 12 февраля. Николай I был при выносе, потом провожал тело верхом, во главе кавалергардского полка…

…но ничто не смогло смягчить неугасающий гнев Николая на Сергея Трубецкого. Придравшись к тому, что сын покойного приехал в феврале в Петербург, не имея официального разрешения, царь подверг его мелочной и жестокой опеке.

В ответ на просьбу Трубецкого о продлении отпуска для лечения от раны и устройства дел по смерти отца Николай I приказал освидетельствовать больного лейб-медику Вилье. «Это необыкновенное счастье, – писал последний, – что пуля скользнула, так сказать, или только задела дыхательное горло, а не пробила его насквозь; иначе последствия такого ранения могли бы быть смертельны».

По распоряжению Вилье Трубецкого оперировали. Пуля была вынута. Лейб-медик сообщал, что для окончательного излечения понадобиться три месяца. Однако 28 февраля Клейнмихель послал Вилье «высочайшее повеление», чтобы он, Вилье, «каждую неделю лично осматривал сего офицера», и, – добавлял Клейнмихель, – «коль скоро найдете рану его в таком положении, что путешествие в экипаже ему вредно не будет, уведомили бы о том меня, для всеподданнейшего Его Величеству доклада и распоряжения о выезде князя Трубецкого к месту его служения на Кавказе». Этими строжайшими мерами Николай I не ограничился. Он посадил Трубецкого под домашний арест. Об этом офицера извещал Клейнмихель: «Государь император по всеподданнейшему докладу отзыва главного инспектора медицинской части по армии о сделанной вам операции высочайше повелеть соизволил: дозволить вам остаться здесь для пользования до возможности отправиться к полку в экипаже, но предписать вам, чтобы вы ни под каким предлогом во время вашего лечения из квартиры вашей не отлучались, так как вы прибыли сюда без разрешения начальства».