Эндрю Мортон - Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзорского

Америка была для него неизвестностью, и изначально он волновался, как его примут. Его предыдущий и единственный контакт с американцами произошел во время войны, когда он смотрел парад в Кобленце, в котором участвовали 25 000 военнослужащих, он был поражен их дисциплиной. Военный парад тогда получил скудное освещение в прессе, чего не скажешь о его танцах с американскими медсестрами на последующем после парада приеме.

Его визит на Восточное побережье не стал исключением: на танцевальных вечерах, устраиваемых в его честь, многие девушки, выезжавшие в свет в первый раз, совершенно теряли голову. Как заметил один из его помощников: «Он сделал вывод, что может больше повлиять на сознание американцев, танцуя с дочерями сенаторов, нежели путем переговоров с самими сенаторами». Будучи самым завидным женихом в мире, ему прочили в жены столько девушек, что он завел книгу «Мои невесты», куда вклеивал все ложные статьи из газет о том, когда и на ком он должен был жениться.

Кульминацией его первого визита стал торжественный проезд по улицам Манхэттена, это было «неописуемо захватывающее» действо. Как позднее вспоминал принц: «Я задыхался от запаха бензина, но сидел сзади и махал рукой как актер, которого огромная толпа вызвала на поклон».

Благодаря этому волнению, которое вызвал краткий королевский визит, драматург Альберт Э. Томас был вдохновлен на написание романтической комедии, которая, как ни странно, оказалась пророческой, о принце, который влюбился в американскую красавицу и отказался от престола, чтобы жениться на ней.

Энтузиазм на Восточном побережье подкреплялся поклонением на Западном. В апреле он остановился в Сан-Диего по дороге в Австралию и Новую Зеландию на крейсере «Ринаун», присутствие принца возбудило немалый гражданский интерес. С политической точки зрения, его прибытие значило, что «особые отношения» между странами сохранились, несмотря на то, что Сенат отверг Версальский договор и отказался стать членом Лиги Наций. Он был первой настоящей королевской знаменитостью, принца видели как человека Нового Света: его привлекательные черты, юношеский вид, бесконечная вежливость и неформальные манеры делали из него обычного парня, современного, доступного и демократичного, а не феодальный анахронизм.

«Он человечный, и это очень приятно», – высказал мнение местный репортер, а другой наблюдатель заявил, что принц был таким же «американцем», как и любой мальчик в их школах. На приеме на борту линкора USS New Mexico, главного представителя Тихоокеанского флота США, принц и его компаньон и друг, лорд Маунтбеттен, познакомились с рядом местных государственных деятелей и почетных гостей. Среди них был и лейтенант Уинфилд Спенсер с супругой Уоллис. Они пожали друг другу руки и двинулись дальше. Спустя годы Уоллис будет жаловаться, что ни Маунтбеттен, ни ее супруг, герцог Виндзорский, не помнили этой встречи. Естественно Уоллис ее помнила, так как оделась для своей первой встречи с королевской особой, «чтобы сразить наповал».

Не подозревая о знаменательном характере этой встречи, принц отправился на другой конец земного шара, где он вновь испытал на себе волну преклонения и обожания, которые характеризовали его поездку в Северную Америку. «Они убивали его добротой», – вспоминал Маунтбеттен. История повторилась в Индии, Нигерии, Южной Африке и во многих других государствах империи или в странах, которые были торговыми партнерами такими, как Аргентина или Япония, где он считался великолепным торговым представителем Британии. Во время его поездки в Австралию премьер-министр Билли Хьюз сказал ему: «Люди видят в вас то, во что сокровенно верят».

Они поклонялись ложному богу. Это была гротескная иллюзия, чудовищный фарс, разыгрывающийся перед невинной общественностью. А немая, непоколебимая реальность заключалась в том, что принц не верил ни в себя, ни в свою будущую роль в качестве короля. В моменты тоски и неуверенности в самом себе, которые были не так уж и редки, он чувствовал, что живет обманом, пытаясь походить на образ, с которым у него настоящего нет ничего общего. Его тяготила сама мысль о становлении королем и почитании всеми этими миллионами людей, он ненавидел само существование того, что он насмешливо называл «принцеванием».

«Если бы только британская общественность знала, каким слабым, бессильным страдальцем был их национальный герой, восхваляемый в прессе», – сказал он своей девушке Фриде Дадли Уорд.

Его подавленность часто проявлялась в его отказах от будущей роли короля. Эта тема настолько часто всплывала в его разговорах, что друзья и советники опасались за будущее империи. Жизнь, в которой он должен был служить своей стране, слишком редко входила в его королевскую повестку дня. Его обязанности в качестве принца, о чем он без конца жаловался Фриде Дадли Уорд, было легче выполнять за границей. Наверное, потому что не приходилось выносить много старомодных и скучных людей и условностей.

Он был склонен к задумчивым депрессиям, и в темных уголках сознания принц решил, что самоубийство будет единственным выходом из его пожизненного тюремного заключения. По возвращении из успешного тура по Северной Америке в 1919 году его нездоровый темперамент заиграл с новой силой. Он сказал своему личному секретарю, сэру Годфри Томасу, что он чувствует себя «безнадежно потерянным», будто начал сходить с ума. «Я ненавижу свою работу… Я чувствую, что с меня хватит, я хочу умереть». В знак стремления к бегству он купил ранчо в 1600 акров в Альберте, принц был ослеплен романтическими мечтами о простой жизни вдали от забот и своего титула. Однако за все время владения собственностью это убежище он посетил лишь четыре раза за сорок лет.

Его депрессии были частыми и продолжительными, особенно во время дальних морских плаваний из-за бесконечных имперских поездок. Лорд Маунтбеттен вспоминал, как несчастный принц часто говорил, что хочет поменяться местами со своим компаньоном. Перед тем, как отправиться в Австралию и Новую Зеландию, он устроил истерику со слезами, якобы потому что не хотел оставлять свою возлюбленную Фриду Дадли Уорд. Как вспоминал Маунтбеттен: «У него часто менялось настроение, у него были приступы абсолютной подавленности. Он производил хорошее впечатление… но потом его охватывали приступы – они появлялись из ниоткуда, – и он закрывался в кабине на несколько дней, совершенно один, с напряженным лицом и задумчивым взглядом. Он был одиноким человеком, одиноким и грустным».

Когда он наконец получил то, что хотел, и отрекся от престола в 1936 году, его бывшая няня Шарлотта «Лалла» Билл написала жалостное письмо королеве Марии: «Вы помните, Ваше Величество, когда он был совсем юным, он не хотел жить и не хотел становиться королем?» По его мнению, отречение стало финальным отказом от лжи, которая преследовала его с детства. Принц считал, что восприятие королевской семьи общественностью в качестве идеальной семьи было нелепым мифом. «У меня было несчастное детство», – рассказал он американскому писателю Чарльзу Мерфи. «Конечно, были и короткие счастливые периоды, но я помню их главным образом как несчастье, которое я должен был держать в себе». Из-за избиений со стороны садистских нянь и гувернеров, из-за безрадостного наблюдения и резкого неодобрения со стороны матери и отца, короля Георга V и королевы Марии, которые всегда держали дистанцию, из-за издевательств со стороны сверстников этот чувствительный, умный и одинокий мальчик понял, что личное счастье даже не присутствовало в формуле королевского существования.