Аркадий Стругацкий - Экспедиция в преисподнюю

Уходили в Глубокий космос и возвращались на родные базы сверхдальние звездолеты; опаздывали на свидания, целовались и ссорились влюбленные; поэты конструировали стихи, а мастера создавали поэмы из металла и электроники; кто-то бесстрашно входил в испытательные камеры, а кто-то с бесконечной осторожностью и с неимоверным терпением обследовал закапризничавшего вдруг младенца…

В этот день на берегу некогда студеного, а ныне и навеки теплого океана справляли свадьбу. Трубадур женился на своей Принцессе. Все было очень скромно, из посторонних присутствовали только флагман Макомбер и спайдер Рамкэг, стажировавшийся на Земле для овладения теорией и практикой межпространственной связи. Даже из «Бременских музыкантов», кроме жениха и невесты, никого не было.

На любой взгляд, это была примечательная пара: пепельноволосая красавица девочка с зелеными глазищами в половину лица и седой как лунь двадцатилетний парень с лицом словно бы опаленным страданиями и смертельной битвой. Галя украдкой прижимала к глазам платочек, Портос гулко крякал и усиленно наполнял бокалы, Атос старательно улыбался одними губами, Арамис же время от времени механически вскрикивал «горько!» и в каком-то оцепенении смотрел, как молодые целуются. И при всем при том каждый из присутствующих отчетливо понимал: жить друг без друга Ваня и Тзана не могут.

И вот в разгар этого чинного уныния случилась поразительная вещь.

Ночь была, бесконечная полярная ночь, как вдруг распахнулось окно, и вместе с шорохом волн на пологом галечном берегу в залу влетел черный носатый грач. Сделав круг над столом, он уселся на люстру и сказал:

– Ванька, не дрейфь! Все будет хорошо! Это я тебе говорю, Пупа, он же Пузатый Пацюк! Благословляю тебя с твоею Тзаной. Знай, паршивец этакий, что твой далекий потомок чудо-доктор Итай-итай произойдет от твоего брака с нею, от вашей великой любви!

И, сказавши это, грач улетел, и захлопнулось само собой окно. И – ах! – как все изменилось за свадебным столом! Но стоит ли об этом?

Кто же он такой, этот Пупа, Пузатый Пацюк? Может быть, пришелец из совершенных миров? Или из совершенных времен? Кажется, чего проще – спросить его самого. Да нет, язык не повернется. Да и стоит ли? Время летит, а дел много, ох как много! А праздное любопытство есть проявление бестактности и невежества – самых отвратительных пороков после трусости. Будем же просто счастливы тем, что Пупа, Пузатый Пацюк, на нашей стороне…

Поздно ночью, когда все стихло в доме на берегу океана, Галя и Портос неслышно вышли и сели в самолет. Летели всего час, а летели они на восток, и утро было в разгаре, когда из зеркала Великого океана выросла Черная Скала.

Там, на каменистой вершине, была могила. И на могильную плиту, низко склонившись, мать и отец Вани положили по букету северных цветов.

1 Атос, Портос, Арамис, д’Артаньян – персонажи трилогии А. Дюма.

…он ободряюще улыбнулся ей, стараясь показать как можно больше своих превосходных зубов, увидеть такие зубы будет небесполезно и неведомому чудовищу… – ср.: «…д’Артаньян хлопнул себя по карманам, улыбнувшись и показав при этом тридцать два зуба, белизне которых мог бы позавидовать юноша. Эти зубы словно говорили: „Дайте нам на каждого по маленькому Кольберу, и мы живо съедим его“», А. Дюма, «Виконт де Бражелон», 2,16. Перевод под редакцией Н. Таманцева.

Мерзость запустения – Книга пророка Даниила (9, 27).

Чебурашка — персонаж книг Э. Успенского.

Ятуркенженсирхив – от прочтенной наоборот строки «Вихри снежные крутя» (без «ы») из стихотворения А. Пушкина «Зимний вечер».

Кусайся, гадина! – рычал Атос. – Кусайся, пока есть зубы! – перифраз слов Атоса, обращенных к миледи из главы 15 части 2 романа А. Дюма «Три мушкетера», перевод К. Ксаниной: «…теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь!»

Во, и боле ничего! – песня на слова П. Паниной, музыка И. Похитонова. Строчка использована Б. Окуджавой в песне «Примета» и Ю. Кимом в песне «Разговор 65 года».

Ко мне, мои мушкетеры! – призыв, часто встречающийся в романах мушкетерского цикла А. Дюма, например «Виконт де Бражелон» (2, 14), перевод под редакцией Н. Таманцева.

…небесное тело, именуемое Планетой Негодяев. – Реминисценция «острова Негодяев» из романа А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» (94): «Флот <���…> вышел к „острову Негодяев“, как его теперь называли в американских газетах».

– Будем искать! – фраза из к/ф «Бриллиантовая рука», реж. Л. Гайдай.

…словно стая демонов из мира старинной гоголевской чертовщины… – отсылка к финалу «Вия».

Девушка Сашиной мечты – вариация названия, которое носил в советском прокате нем. к/ф «Женщина моих грез» реж. Г. Якоби: «Девушка моей мечты».

Знакомые всё лица. – цитата из комедии А. Грибоедова «Горе от ума», 4, 14.

…на смерть я нагляделся и ничуть ее не боюсь. Но умирать мне все-таки неохота. – Ср. цитату из романа Л. Леонова «Дорога на Океан», глава «Курилов и его спутники в жизни»: «Он не боялся смерти, он только не хотел ее».

Зицкапитан – до– и послереволюционная практика найма подставных лиц для отсидки тюремных сроков – зицпредседателей, зицредакторов, от нем. sitzen «сидеть». В литературе – зицпредседатель Фунт, персонаж «Золотого теленка» И. Ильфа и Е. Петрова.

…войну проиграл, полбашки потерял… – перифраз строки песни «Король-победитель»: «Войну проиграл, полноги потерял, / Но рад был до слез, что вернулся живой», слова М. Карема, перевод М. Кудинова, музыка А. Дулова.

– Он ростом примерно с меня? – Да… – И низкий лобик, и маленькие выпученные глазки? – Да… – Ср. диалог из главы 8 части 2 романа А. Дюма «Три мушкетера»: «– У нее белокурые волосы?» – спросил Атос. – «Да» и далее по тексту; перевод Д. Лившиц. Сходный диалог – в главе 18 части 2 романа Ж. Верна «Двадцать тысяч лье под водой».

Звездный блеск и черный космос – / Жизнь – эгей – недорога! / Там – спина к спине – под дюзой / Отражаем мы врага… – восходит к припеву «Старой пиратской песни» Дж. Стерлинга (сама песня – эпиграф к роману Джека Лондона «Сердца трех»): «Ветер воет, море злится, – / Мы, корсары, не сдаем. / Мы – спина к спине – у мачты, / Против тысячи вдвоем!» Перевод В. Левика.

Я старый ! – характерное выражение Паниковского из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок».