Артур Макарьев - Джон Леннон. Все тайны «Битлз»

В шоу-бизнес вернется только один из компании, смакующий шотландское виски с экзотическими в те годы орешками кешью в кафе «Молодежном», Юрий Айзеншпис, и умрет известным продюсером осенью 2005 года.

Кстати, в баре «Казино» Сушкину с Марковым виски принесли в простом графинчике. Марков улыбнулся – ну точно, как в кафе «Молодежном».

Взяли еще орешков кешью, здесь они были очень вкусными, ну точно как когда-то в коробочке Сережи Кострова.

Выпили, причем Марков разбавлял виски содовой, закусывал орешками.

Сушкин, улыбаясь, посмотрел на него:

– Что, так и пьешь эту «бутелягу»?

– Да как-то привык.

– И кто тебя этому научил?

– Да англичане-стажеры, когда приезжали в институт в шестидесятых, виски-то у нас в те годы свободно продавали и в «Елисеевском», и в Столешниковом переулке, и стоил он от девяти до двенадцати рублей.

– Да я тогда не очень его любил, – сказал Сушкин, – это уже позже жизнь заставила.

Улыбнулся и посмотрел на часы.

– Ну, старик, рад был нашей встрече. У меня завтра утром самолет, а заехать еще нужно в пару мест.

Достал деньги, хотел расплатиться.

– Да ладно, ты что? – улыбнулся Марков. – Я не бедствую, заплачу.

– Будешь в Вене, заходи, – сказал Сушкин.

За столом у Кострова уже хорошо выпили. Кто-то подсаживался, кто-то уходил, заняв рубль, а то и два у Юры Айзеншписа, клятвенно обещав вернуть через неделю, во вторник. Разговоры велись все больше теоретические: кто из московских коллективов как играет и когда кто-нибудь из них выйдет на международный уровень.

В Нигерию по делам один из совладельцев «Граппелли интернэшнл» Сергей Костров прилетал как раз 19 января 2006 года, когда в Москве было -38°, а здесь всего +43°. Купить что-нибудь выпить в Duty Free аэропорта удалось с трудом, магазин был где-то в закоулках аэропорта, да и то полупустой. Из известных сортов виски только «Белая лошадь». Взял три бутылки и упаковку из 12 баночек американских «кешью нате», прихватил и упаковку содовой, все сложил в пакет. После встречи с президентом страны Олусегуном Обасанджо, в сопровождении охраны, отправился в дельту Нигера, в городок Варри, где, собственно, и были основные деловые интересы «Граппелли интернэшнл», у которой повстанцы «Движения за освобождение дельты» воровали добываемую нефть.

Сидя в большом и бестолковом гостиничном номере, уже два часа ожидал лидера повстанцев Джомо Габомо – генерала Али, неожиданно дверь номера открылась, и на пороге, крича, появился высокий нигериец. Крича на Кострова, пытался объяснить ему по-английски, что белые разграбляют природные богатства Нигерии. Крича еще минут двадцать, вдруг по-русски сказал:

– Товарищ, давай выпьем.

В ответ услышал тоже по-русски:

– А что, давай выпьем.

– Товарищ, вы разве русский? – ошарашенно спросил Джомо Габомо.

– Русский. И выпить есть чего, – подтвердил Костров.

Генерал Али, он же Джомо Габомо, развалился в кресле. Свои не совсем чистые армейские ботинки водрузил на стол, рядом со стаканами, орешками кешью и бутылкой виски «Белая лошадь». Бутылку взял, посмотрел крышку, печати, сам открыл, понюхал, разлил по стаканам.

– Ну, будем, товарищ!

Костров выпил первым. Генерал Али – за ним.

– Ух, – выдохнул, – настоящая «Лошадь», не яд!

– А зачем мне тебя травить? – спросил Костров.

– А кто вас, белых, разберет? Говорите одно, делаете другое.

Габомо взял бутылку, разлил по стаканам.

– Ну что, между первой и второй перерывчик небольшой! – выпил залпом.

Раскрыл ладонь и высыпал орешки, всю баночку. А затем из не очень чистой ладони отправил все в рот.

– Ты что заканчивал? – спросил Костров.

– МЭИ, – ответил Габомо, он же генерал Али, расплевывая орешки. – А ты, товарищ, где учился?

– В МГИМО, – ответил Костров.

Достал визитную карточку на русском языке и передал Габомо.

– Ну что, товарищ Костров, – прочитал, – выпьем еще, бог троицу любит. Двадцать процентов – и я охраняю твою нефтедобычу здесь, в долине. Ну что, годится? – И протянул Кострову стакан.

– Годится! – сказал Костров, чокаясь. – Десять процентов – и разошлись. Ты что закашлялся, Габомо? Советские выпускники таких подлянок не делают.

– Ради нашей дружбы, восемнадцать процентов, ты мне симпатичен, и чего тут говорить. Допьем бутылку и по рукам?

Разлил по стаканам.

– Ну что?

– А я и не думал, – сказал Костров, – что ты согласишься на десять процентов.

– Да ну тебя, – сказал Габомо. – Пойми, Серега, восемнадцать процентов – самый раз.

– Ну ладно, пятнадцать процентов – и разбежались.

Чокнулись.

– Ну что, пятнадцать процентов? – спросил Габомо.

– Если не будешь обманывать, то пятнадцать процентов. Хрен с тобой, – улыбнулся Костров.

– Ну, вот и ладно, пятнадцать процентов. Умный ты, Костров. Жаль, что выпить больше нет, – сказал Габомо.

– Почему нет, – ответил Костров.

– А что, есть?

– Посмотри там, в пакете, – сказал Костров.

Габомо позвал кто-то. Охрана впустила длинноногую чернокожую девушку в мини-юбке, в черных чулках и кожаных черных сапогах.

«Это в жару-то?» – мелькнуло у Кострова.

Габомо сказал ей что-то, она принесла пакет, достала бутылку виски. Габомо бесцеремонно рассмотрел содержимое пакета, достал банку орешков, отдал девушке, одну – Кострову, другую взял себе. Достал банки содовой. Открыл одну, выпил, сказал по-русски:

– Виски с содовой – кайф!

Ночью Кострову снилось разное. Вдруг появился Миша Сушкин с Марковым в кафе «Молодежном», вспомнилось, как играл в группе «Виражи». Потом появилась Эмили, девушка Габомо, она почему-то танцевала голая, но в чулках и черных сапогах.

Где-то ближе к утру захотелось пить. Встал, нашел содовую, выпил. В соседней комнате вместе с Эмили, которая так и не сняла ни чулок, ни сапог, не раздеваясь, спал Габомо в своих не очень чистых ботинках. Услышав шум, приоткрыл левый глаз, увидел Кострова, перевернулся на другой бок и захрапел.

Где-то в 6 утра он со своими людьми ушел, разбудив Кострова. Только и сказал:

– Пятнадцать процентов, не забудь.

Костров пошел к себе, еще часа полтора поспал, а затем поехал в Лагос. Через день уже был в Лондоне.

Марков в баре «Казино» оставался еще минут пятнадцать. Еще раз посмотрел на стены, оделся, вышел, сел в машину, разбудил задремавшего водителя и поехал домой.

И в машине, и дома его не оставляли воспоминания, в общем, как ни вспоминай, кругом «фальшивые хлопоты», молодые, амбициозные, талантливые, они готовы были что-то изменить на эстраде.

Но и что можно было изменить в стране, в которой слова «буги-вуги», «рок-н-ролл» воспринимались как нечто отрицательное, порицаемое общественным мнением.