Б. Акимов - Надоело говорить и спорить

• Мы кричим – осень, осень, а листья падают уже в июне.

• Отменяются карточки после великой победы,

Аденауэр в городе Бонн нагнетает очаг,

На Тишинской толкучке – трофейные велосипеды,

А майор Откаленко покуривает на кирпичах.

• Надежды нет. Исполнились надежды.

• Не может быть у счастья счастливого конца.

• А мужчинам – не конфеты,

А мужчинам – коньяки,

Золотые эполеты

И большие рюкзаки.

• Так прощай, моя свобода:

Навалявшись на песке,

Я иду по переходу

С черным ножиком в руке.

• Палачи и убийцы знают о человеке больше, чем скрипачи и монахи.

• И звездами, как яствами,

Уставлен небосклон.

• Боже, дай мне одиночную, отдельную, штучную смерть.

• И никто из нас, никто —

Ни поэт и ни философ —

Не узнает, не поймет,

Кто же первым дернул шнур.

• Когда любая чепуха —

Цветок в полупустом стакане,

Полунадкусанный сухарь,

Полу-Тамара, полу-Таня,

И по колено в смерти жизнь,

Бредущая в полубольнице —

Теперь во тьме тебя лежит

И вечно призвана храниться.

• Что-то плохо все у нас.

Мы поедем в Каунас,

Где склоняются дубы

Над булыжником судьбы.

• Господа, не убивайте Землю!

• Да не может быть, чтоб было полвосьмого! Даже солнца на буфете еще нет.

• – А где же мама-продавщица? – В тюрьме, сынок, в тюрьме.

• Окончен день, тобою данный, Боже!

• Третий полюс. Я съездил туда и вернулся!

• Озер голубые осколки,

Полярных ночей торжество,

И Север лежит, как наколка

На душах, познавших его.

• Змея кусает ближнего,

А ближний – это я.

• Будем собираться по субботам,

Проклиная теплые места,

Вспоминать хибинские высоты,

Вечная где мерзнет мерзлота.

Вспомним наше братство, мой товарищ,

В северном крошеное снегу,

А пока сидим на перевале

И ругаем Кольскую пургу.

• О Боже! Ты нам дал свободный разум

И обделил защитой от него.

• Он ей сказал – мне это все до лампы,

Она в ответ – а мне до фонаря.

• И заштрихован мелким дождиком —

Две мокрых елки в обрамленье рамы —

Пейзаж стоит, как театральный реквизит,

В последнем акте нашей грустной драмы.

• Белла, похожая на удавленного лемура.

• Ну почему же? Я довольно часто была тебе верна.

• Он ушел из большого секса, перейдя на тренерскую работу.

• В колхозе лекция: «Азарх американской культуры». Читает Маразм.

• Навстречу попадались жены писателей со следами глубокого понимания литературных произведений на лице.

• Это была ударная, а потом сверхударная стройка.

• Медицинский конвульсиум.

• Инженегр.

• Любовь обращена в будущее. Она там, во встающих из-за горизонта облаках, вся там – в надвигающемся, в предполагаемом, в следующем. Ее зерна обращены к новому поколению.

• Н. Озеров: «Мяч неожиданно (!) оказывается у шотландцев… Какая-то настырная команда!»

• Если ты не пил, а все говорят, что ты пьян, наверно, нужно пойти и поспать.

• …В это время сверху раздалась стрельба. Это спустилась группа захвата «Каскад». Битва продолжалась очень недолго. «Каскад» ошибок не делал. Но в это время вступил в бой личный полк охраны Амина – полк советский, составленный из таджиков, переодетых в афганскую форму. Они ничего не знали и стали наступать на «Каскад». Битва шла около часа, причем полк нес потери, «Каскад» – нет. В ту же ночь началось вторжение, которого никто не ожидал. Дело, в принципе, было сделано.

• Записка на концерте: «Спойте, пожалуйста, песню «На пальто Расвумчорр».

• В министерстве, бедняги, занимаются с утра только тем, что латают дырки. Вон там взорвалась домна, там встал мартен, тут же эшелоны останавливают и переправляют в другое место. В Штатах практически происходит круговорот металла. У нас сорок процентов теряется в стружку, обрезы. Руда поступает восемнадцати сортов. Разве из такого варева что-нибудь путное сделаешь?

• Мишу вызвали в Союз, сказали: в то время как у нас продовольственная программа, у вас какие-то намеки насчет гречихи. (В руках – стенограмма выступления Миши в ВТО.) Подошли другие секретари Союза. Читают, глаза смеются, говорят: «Вот тут ну просто безобразие. Отсутствие вкуса». Ну, пока там разговоры, туда-сюда, вдруг один говорит: «Я слышал, что комсомол вам добывает квартиру. Я могу позвонить Пастухову и попросить». Тут Миша заерзал. Прямой шантаж. «Да, – говорит, – есть безвкусица. И вообще Союз меня забросил, никто не проводит разъяснительную работу».