Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа

Виктор Цой и Константин Кинчев. Фото – Виктор Елизаров

Утверждение Константина – «слушал как наставника» – не вполне справедливо, просто Кинчеву было непонятно, почему Цой прислушивается к человеку совершенно иного плана, нежели сам Кинчев, у которого изначально не сложились отношения с музыкантами «КИНО».

Константин Кинчев:

У Цоя сразу появился интерес к моей музыке, то есть он счел ее интересной и следил за нашими песнями. Он проявлял ко мне большой интерес, я же в свою очередь проявлял огромный интерес к нему [571].

Кинчев часто называет себя другом Цоя. И многих волнует – какие же у него на самом деле с Виктором были отношения? Конечно, Виктор и Константин были хорошо знакомы. Но друзьями в полном смысле этого слова они не были.

Марьяна Цой:

Дело в том, что Витя не был Кинчеву другом. Вот мы с Кинчевым действительно друзья, но мы подружились уже намного позже Витиной гибели. Конечно, говоря «мы были друзьями», он выражает свою точку зрения. Но буквально к его словам относиться не стоит [572].

Георгий Гурьянов:

Утверждение, что Цой дружил с Кинчевым, – полное вранье. Никакой дружбы не было. Что касается меня, то у меня совершенно полное омерзение, отвращение к группе «Алиса» и лично к Кинчеву. С самого начала и до самого конца. У меня вообще однажды был случай… Я буквально вынужден был драться за свой драм-компьютер, который я пришел забирать у Вишни, а там сидит этот персонаж и говорит: «Мы записываем тут альбом». – «Ну а мне-то что?» – «Как это? Мы вместе! Высокая миссия, мы должны…» – «Ничего мы не должны, отдайте компьютер». Все равно забрал компьютер, мне на их дегенеративное творчество наплевать. Это мой инструмент, и он мне был нужен. Вот такой случай был. А дальше были всякие грязные комментарии, это было за пределом любых нравственных норм. Витя не дружил с Кинчевым. С какой стороны дружить с ним? На какую тему? Только дипломатия была, не более того [573].

Евгений Додолев, журналист:

Судя по тому, как Витя тогда общался с Костей, я так понял, что они не были никакими друзьями. Я помню, что Цой очень иронично, влегкую так, тонко подстебывал его. Костя, конечно, завидует Вите, просто потому, что Витя ушел как рокер – молодым. И когда человек уходит молодой – это что-то… Ну, вот денег можно заработать, альбом можно записать. А со стороны смотришь – и не смотрится. Так что в этом смысле Витя их всех обманул [574].

Бытует мнение, что Цою не удалось оградить себя от обстоятельств и круга ненужных людей, которые навязывались в друзья. Факты же говорят об обратном. Он был домоседом, выходил из дому в основном по работе, лето проводил в прибалтийской деревне, то есть тщательно избегал ненужных контактов и не тусил ради тусовок. Поэтому каждое его появление у тех же Кинчева, Липницкого или Аркаши Высоцкого становилось событием и вспоминается до сих пор.

Юрий Каспарян:

Ну вот, например, поучаствовал Цой в программе «Взгляд». При творческой самореализации появляются какие-то такие возможности, например… Там поучаствовал, там… Это ерунда все. Виктор был всегда, я бы сказал, таким закрытым одиночкой. То есть дом, сквот, ну и группа, а потом все остальное… [575]

Цой никогда не привлекал к себе лишнего внимания. И вместе с группой «КИНО» подсмеивался над своим успехом

Из интервью Виктора Цоя:

– Вы противоречивый человек?

– Нет, я совершенно монолитный [576].

Из массива воспоминаний следует, что Цой был цельной натурой. Он никогда не метался из стороны в сторону, всегда знал, как ему поступить, но за счет неконфликтности и выдержки мог показаться слабым. Это впечатление было обманчивым, и тех, кто злоупотреблял его терпением, он просто удалял из списка знакомых. Спокойно, бесповоротно и без лишних слов.

Эта глава – пример того, как появляются мифы о Цое. У истоков любой выдумки всегда обнаруживается какой-нибудь «авторитетный источник».

В апреле 2010 года на телеканале СТС стартовал цикл программ «История российского шоу-бизнеса». Зрители должны были узнать самые пикантные подробности из жизни российской эстрады за двадцатилетний период. Один из участников программы, Борис Гребенщиков, в своем интервью поделился малоизвестным фактом из жизни Виктора Цоя и группы «КИНО»:

В конце 80-х – начале 90-х в России были прецеденты, когда приходили люди в малиновых пиджаках с пистолетом и говорили: «Играй вот такую песню». Это было и с группой «КИНО» в конце 80-х. Юрий Айзеншпис лично сдавал их в аренду бандитам. Он вышел из тюрьмы, это были его люди. Группе «КИНО» могли позвонить в четыре часа утра и сказать: «Ну-ка быстро поднимайтесь! Тут браткам нужно, чтобы вы сыграли». Было неприятно, как рассказывают. А им деваться было некуда. Сотрудничество с Айзеншписом – это была смерть группы. Музыкально им оно пошло на пользу, потому что они развились в очень сильную группу, но условия, в которых они жили, были не очень приятные.

Создается впечатление, что Борис Гребенщиков искренне считает, что группа «КИНО» в последние годы работала в ужасной атмосфере и музыканты были заложниками бизнес-воротил. Историю об эффектном появлении Виктора с телохранителями на его дне рождения Гребенщиков на пару с Житинским и раньше рассказывали как что-то трагическое. Мол, Цой «чувствовал себя дураком», но такова была его жизнь.

БГ, однако же, и на этот раз говорит ерунду, хотя бы потому, что в СССР не было людей в малиновых пиджаках – они появились уже после гибели Цоя, а Айзеншпис в то время был смекалистым валютчиком, который оброс бандитскими контактами значительно позже, когда в шоу-бизнес потекли настоящие деньги. А во времена «КИНО» он жил с мамой в маленькой квартирке на «Речном вокзале», а его «бандитскими друзьями» были попавшие в лапы закона торговцы антиквариатом, которые впоследствии стали высокооплачиваемыми экспертами в вопросах искусства.

Возникает вопрос – зачем Гребенщикову говорить такие вещи? И верит ли он в то, что говорит? Чтобы понять расклад, надо отмотать назад. И вспомнить, что проблема легендарного БГ заключалась тогда в том, что в конце 80-х всякое заигрывание с западной публикой считалось среди поклонников рок-музыки моветоном. Можно было где-то выступить или записать песню на английском, но уезжать на год и работать по указке иностранного продюсера считалось категорически неправильным. Западная карьера на условиях «принимающей стороны» воспринималась как непростительный компромисс, – все понимали, что войти в монастырь профессионального шоу-бизнеса со своим уставом невозможно.