Джо Бойд - Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е

Казалось, Лонни был рад видеть нас не меньше, чем мы его. Он рассказал, нам, что по возвращении из европейского турне 1951 года обнаружил, что подруга его сбежала, прихватив его деньги, гитары и коллекцию пластинок. Рок-н-ролл наступал, и у Лонни не было сил с ним бороться; за восемь лет он не сыграл ни единого концерта. Когда мы проезжали по сельской Пенсильвании, Лонни восторгался светляками в летних сумерках, деревьями и зелеными лужайками; прошли годы с тех пор, как он выбирался из города. Он отвечал на наши нетерпеливые вопросы и тихо смеялся. Когда мы уставились на девушку, шедшую по обочине, он добавил в наш тинейджерский словарь обиходных фраз новое выражение, посоветовав остерегаться «курчавого чудовища, от которого все беды».

Когда мы добрались до Принстона, гостиная уже была полна. Никто не имел ни малейшего понятия, что за человек будет перед ними выступать, но как только он взялся за гитару, все пришли в восторг. Лонни с ходу отверг все просьбы сыграть блюз («Белые люди всегда думают, что негры играют только блюзы. Я могу петь все, что угодно») и начал исполнять стандартные «I Cover the Waterfront» и «Red Sails in the Sunset». На полу возле его стула сидела красивая чернокожая девушка, и он стал петь, обращаясь к ней и застенчиво флиртуя. Чем дальше продвигался вечер, тем расслабленнее становились все; музыка сделалась более содержательной, и, наконец, Лонни начал играть свои старые блюзы. Наши друзья и их родители незаметно пододвигались все ближе к его стулу в центре комнаты — никто из них никогда не слышал ничего подобного.

Мы собрали для Лонни Джонсона 100 долларов, и он был так доволен, что уехал домой на поезде, избавив нас от необходимости отвозить его на машине. На следующий год он начал выступать в кофейнях для молодой белой аудитории, с которой впервые повстречался той ночью в Принстоне. Лонни записал несколько пластинок для Prestige Records, снова сыграл с Эллингтоном на концерте в New York Town Hall, переехал в Торонто, где пользовался поддержкой преданных фанов, и умер в 1970-м, добавив еще одну главу к своей замечательной пятидесятилетней карьере.

Для меня в этом опыте, помимо музыки и человека, ее исполнявшего, было еще кое-что важное: мы задумали нечто, и сделали так, чтобы это нечто осуществилось — и все смогли услышать, что получилось в результате. Идеальное продолжение для события, произошедшего несколькими месяцами раньше. Тогда, находясь на бейсбольной площадке моей школы-интерната Помфрет в Коннектикуте, я понял, что мне никогда не стать звездой в команде моих любимых Pittsburgh Pirates. Мои более чем скромные игровые показатели весеннего сезона привели к тому, что в пятницу накануне Spring Dance Weekend (Весеннего танцевального уикенда) [16] В большинстве американских школ есть традиция раз в год (чаще всего весной) устраивать бал — едва ли не важнейшее событие в школьной жизни для многих учеников. , в то время, как игроки «основы» вовсю размахивали битами, я ловил летящие мячики в дальней части поля. Так что моя девушка даже не смогла увидеть, как я играю! Пока я предавался мрачным размышлениям по этому поводу, кто-то в близлежащем общежитии включил радио, и новый сингл Фэтса Домино Walking to New Orleans разнесся по всему полю.

И в это самое мгновение я уловил взаимосвязь, которая раньше от меня ускользала. Сейчас кажется очевидным, что рок-н-ролл был порожден джазом и блюзом, но в то время об этом не так много писали. Уорвик, Джефф и я считали наши сеансы прослушивания чисто академическими штудиями, лишенными сексуального подтекста и не предназначенными для обсуждения при посторонних. На вечеринках, как все нормальные тинейджеры, мы скакали под быстрые композиции, а во время медленных надеялись как бы невзначай просунуть коленку девчонке между ног. Казалось, что современное и историческое не имеют между собой никакой связи. Но в тот весенний день внезапно все стало ясно: стиль Фэтса Домино происходит от Джелли Ролл Мортона. Рок-н-ролл — это блюз! Поп-музыка — это то же самое, что я все время слушаю в своей комнате, только более новое. Я могу быть продюсером звукозаписи!

Почему именно продюсером звукозаписи? Я рос, слушая, как моя бабушка играет на рояле. Мэри Боксолл Бойд, так ее звали, училась в Вене у Теодора Лешетицкого [17] Теодор Лешетицкий (Theodor Leschetizlcy, 1830–1915) — польский пианист, музыкальный педагог и композитор. Успешные выступления в США ученика Лешетицкого Игнацы Яна Падеревского в 1890-х сделали имя его учителя всемирно известным Многие молодые американские пианисты поехали в Европу учиться у Лешетицкого (в том числе, очевидно, и бабушка Джо Бойда). и аккомпанировала Артуру Шнабелю [18] Артур Шнабель (Artur Schnabel, 1882–1951) — австрийский пианист, педагог, композитор, один из величайших исполнителей XX века. в Берлине перед Первой мировой войной. На сохранившихся записях для радио можно слышать, как она играет: Моцарт в ее берущем за душу исполнении звучит как Бетховен, ноктюрны Шопена в истинно викторианском духе «изливаются по капле» благодаря ritardandos [19] Ritardando (ритардандо) — замедляясь (итал.). . С трехлетнего возраста я часто сидел под роялем, когда моя бабушка занималась. Она видела во мне родственную душу, еще одну музыкальную личность в семье. Несмотря на то, что бабушка воспитывалась в Цинциннати, она считала себя несостоявшейся европейкой. Дважды она возвращалась в Америку, чтобы выйти замуж, и оба замужества оказались неудачными. Ее переживания скрашивало лишь то, что от второго брака на свет появился мой отец. Бабушка чувствовала себя заброшенной в культурную пустыню, а под ее влиянием и я стал видеть себя в таком же свете.

Я брал у бабушки уроки до тех пор, пока мне не исполнилось тринадцать, но никогда не считал себя музыкантом. Музыка, однако, стала частью моего существования. У меня было собственное твердое мнение насчет всего, что я слышал. Я любил пластинки на 78 оборотов с записями Марлен Дитрих и Бинга Кросби из коллекции моих родителей и увлекся рок-н-роллом, довоенным джазом и блюзом, когда мне исполнилось двенадцать. Весной 1960-го я прочел книгу Сэма Чартерса The Country Blues, где Ральф Пир, продюсер-«первопроходец», который путешествовал по Югу, записывая блюзовых и кантри-певцов для компании Bluebird , был описан в эпических выражениях. В этот момент (Эврика!) мне стало ясно, что продюсирование пластинок — это не только то, чем я не прочь заниматься (зарабатывать на жизнь слушая музыку!), но также способ вызвать зависть у игроков из «основной девятки» школы Помфрет и произвести впечатление на девушек. И с этого дня у меня не было сомнений: я буду продюсером звукозаписи.