Алан Уильямс - Человек, который бросил Битлз

Казалось, панический телефонный звонок от Битлов раздался когда-то очень, очень давно. Зал «Гросвенор» находился на миллион световых лет от гарстонского бутылочного завода. Вдали от нас совершал маневры автопогрузчик с вильчатым захватом.

«Это он, — сказал мастер. — Томми.» «Кто бы мог подумать, что он умеет управлять такой штукой!» — сказал Стюарт. «О, да, — подтвердил мастер. — Томми умеет. Он уже здесь раньше работал.» «Бедняга», — раздался голос Битла. «Что? Что вы сказали?» — опешил мастер.

Надо побыстрее уносить отсюда ноги, пока нас не вышвырнули. Это не место для БИТЛЗ, не место для Томми. Подойдя ближе, мы крикнули: «Эй, Томми! Это мы. Что ты там творишь этой штукой?» «Ну-ка, вылазь оттуда!» — крикнул Джон Леннон. Томми остановил машину. У него был вид провинившегося школьника. «Привет, ребята! Да, да — знаю: сегодня игра в „Гросвеноре“. Но я не могу. Я больше не могу.» «Как же мы без ударника, а, Томми? — сказал Пол МакКартни. — Тебе не место здесь, среди бутылок.» «Не обращайте внимания, — сказал я мастеру. — Они шутят. У вас отличное предприятие.» «Ты не можешь вот так взять и бросить нас, — сказал один из Битлов. — Ты проиграешь, если останешься здесь.» «Томми, это занавес для тебя!» «Томми, ты не можешь нас предать!»

Но было уже ясно, что он мог. Милый, добрый Томми, лучший ударник БИТЛЗ, сидел на этом проклятом погрузчике и позволял уплывать своей надежде, своей жизни. Он до сих пор у меня перед глазами: с выбитыми зубами, мрачно глядящий на нас сверху.

«Не могу, ребята. Битловское время для меня кончилось. Вы заходили ко мне домой?» Мы кивнули. «И что она вам сказала?» — спросил Томми, подозревавший, что мы еще больше ее разозлили. «Она сказала, что ты бросаешь нас и возвращаешься на завод.» «Понимаете, — сказал Томми, — у меня семья, я должен ее обеспечивать. Я — не такой, как вы. Я — рабочий парень, которому нужно зарабатывать, чтобы кормить семью. Я больше так не могу», — закончил он, и в голосе его появилась твердость. «Честное слово, не могу — иначе она убьет меня.»

Так всегда было (и есть) в рабочей среде: стремление выжить, наполнить желудок душит в зародыше многие гениальные порывы. Не хочу сказать, что Томми был гением, но ударник он был прекрасный. А если вы думаете, что хорошие ударники валяются на дороге, ну-ка, найдите мне сейчас хотя бы одного!

Обратно мы возвращались в угрюмом молчании. Когда мы мчались через туннель под Мерси, стрелка моего спидометра показывала на 100. Мы опоздали всего на несколько минут. Я объяснил устроителю нашу проблему с ударником, но он отнесся к этому спокойно. «Лишь бы музыка понравилась местным ребятам, — сказал он. — Они тут не любят, когда их дурачат. Сразу пускают в ход кулаки.»

Я это и сам знаю. Не только в Гросвеноре, но и повсюду на Марсисайде в те дни можно было запросто схлопотать себе неприятности — хотя бы за то, что вы слишком глубоко дышали.

Когда Битлы вышли на сцену, в зале, как обычно, была группа подростков, готовых устроить бузу. А пока они стояли вокруг сцены и наблюдали, как Битлы настраивают инструменты и возятся с аппаратурой. Одной из тамошних банд верховодил высокий, рыжеволосый 17-летний парень по имени Ронни (слюнявое имя, совсем не подходящее хулигану). Ронни враждебно относился к этому миру и, надо сказать, мир отвечал ему тем же. Поэтому Ронни любил делать людям больно. Он был счастлив, если удавалось подбить кому-нибудь глаз или вонзить носок тяжелого сапога в ребро. Или, еще лучше, боднуть головой в лицо. Это обычно кончалось тем, что жертву увозили в ближайшую больницу. Суровый парень, этот Ронни. И в тот вечер он привел в Гросвенор свою банду, готовую повиноваться его малейшей злобной прихоти. Он стоял, уставившись на Битлов. Они пытались сделать вид, что ничего не замечают, но это было не так-то просто.

Леннон прочистил горло и схватил микрофон: «Леди и джентльмены! Мальчики и девочки! Женщины и дети! Хм…» — Леннон собирался отколоть очередную шутку, но остальные Битлы одернули его — сейчас не время шутить, надо скорее начинать, чтобы создать дружескую атмосферу. «Леди и джентльмены! — продолжал Леннон. — Многие из вас, вероятно, заметили, что, как говорят в правительственных кругах, по не зависящим от нас причинам, мы прибыли сюда без ударника. Без ударника играть мы не можем. То есть можем, но лучше бы все-таки с ударником. Если среди вас кто-нибудь воображает себя стукачом, просим его на сцену.»

Леннон сел, ухмыляясь. Таким трюком он предотвращал возможные неприятности со стороны публики, недовольной тем, что ей подсовывают неполноценную группу. Обычно этот трюк ему удавался. Но в этот вечер среди публики оказался лишь один молодой человек, воображавший себя «стукачом». Им был не кто иной, как Ронни, гроза здешних мест.

«Эй, чувак! Я могу постучать», — крикнул он под одобрительные ухмылки своих дружков.

Битлы знали, кто такой Ронни. Они поморщились и содрогнулись: самому отъявленному хулигану из этих мест Леннон предлагает стать Битлом!

Леннон быстро оценил ситуацию. Он был почти уверен, что этот хулиган не знает, как обращаться с барабанами. Возможно, он когда-то, в процессе своей пестрой карьеры, избил какого-нибудь ударника, но дальше этого его знакомство с барабанами вряд ли простиралось.

«Джон! Что ты наделал?! Ты нас погубишь!» — раздавались за его спиной голоса перепуганных товарищей.

Ронни вышел из толпы и вразвалочку подался к сцене. Его обезьяньи руки болтались по бокам, свисая гораздо ниже колен. Кто знает, может быть, в его маниакальном мозгу действительно вертелась честолюбивая мысль стать ударником в рок-н-ролльной группе, одержав еще одну триумфальную победу в Гросвеноре? Он прыгнул на сцену. Доски задрожали под его тяжестью. «О'кей, чувак! — сказал Ронни. Его и так безобразное лицо исказилось в гнусной ухмылке. — Я готов.» «Ты играл когда-нибудь?» — спросил Леннон, делая отчаянную попытку выправить положение. «Конечно, играл». Выражение гнусного дружелюбия на лице Ронни сменилось выражением презрения и подозрительности. «О'кей, о'кей, приятель», — поспешил сказать Джон, видя перемену настроения у Ронни. Он знал, что перемена настроения у Ронни может означать только одно: готовность врезать тому, кто испортил ему настроение. «Тогда — к делу!» — сказал Ронни и засеменил мимо Джорджа и Пола к ударной установке. Это была очень дорогая установка, вся в голубом перламутре. Она стоила Томми Муру много крови, пота и слез. Купив ее в рассрочку, он расплачивался потом в течение долгих месяцев. Ронни ударил пару раз по большому барабану и сел, ухмыляясь. «Поехали, чуваки!» — сказал он, видимо подражая кому-то, кого он видел в кино. Битлы вздохнули и начали свой первый номер.