Алан Уильямс - Человек, который бросил Битлз

Жил я привольно и весело, и как и все в мои годы, был абсолютно уверен в том, что очень скоро должно случиться нечто грандиозное, такое, что сделает мою жизнь еще веселее.

В те годы я часто бывал в богемном районе Ливерпуля — «Ливерпуль-8» — где когда-то жили богатые торговцы хлопком, судовладельцы и работорговцы, и начал подумывать об эмиграции на Дальний Восток. Почему именно туда — не знаю. Тогда это казалось мне заманчивой идеей. Но вместо этого я услышал, что один старый часовщик со Слейтер-стрит обанкротился и помещение его мастерской сдается в аренду. Я занял денег у родственников, собрав около ста фунтов. С этим небольшим капиталом и с помощью друзей я превратил часовую мастерскую в кафе, которое назвал «Джакарандой», а клиенты потом сократили название и стали именовать кафе просто «Джек». Художники, музыканты, сводники и всякие бездельники быстро перебрались туда, сделав «Джек» своим штабом. Нашим фирменным блюдом были бутерброды с ветчиной.

В Ливерпуле было полно безработных: многие молодые люди заканчивали школу и сразу попадали в очередь за пособием. Получив пособие, они проматывали его в «Джеке», не спеша включаться в «крысиную гонку».

Подвальный этаж я превратил в крохотный танцевальных зал, но каким образом люди там танцевали, остается для меня загадкой, потому что пол там был выложен грубо обтесанным кирпичом, и не то что танцевать, а просто ходить по нему было ужасной мукой. Я нанял вест-индский стил-бэнд (в то время такие ансамбли были еще в диковинку), и наше заведение стало похоже на калькуттскую «Черную дыру», оснащенную музыкой. Но людям все это нравилось. Они каждый вечер забивали кафе до отказа. Парочки играли в любовные игры, танцевали и пили принесенное с собой спиртное, разбавляя его кока-колой. Я не сразу понял, что происходит. Мы продавали только безалкогольные напитки, но когда я увидел, как ребята, шатаясь, покидают мое заведение, я догадался, что одной кока-колой тут не обошлось.

На первом этаже, вдоль стен и у столиков, стояли скамьи. Здесь посетители сидели и пили свой кофе, заедая его бутербродами или тостами. Везде царила дружеская атмосфера, все знали друг друга — хотя бы визуально. Закрывались мы, когда последний полуночник начинал клевать носом над своим кофе или кока-колой. Когда я задергивал шторы, над городом обычно уже занималась заря.

Здесь, в «Джеке», в конце 50-х я впервые увидел Джона Леннона, Пола МакКартни, Джорджа Харрисона и Стюарта Сатклиффа. Стюарт был «пятым битлом»; он умер, не дожив до 22-х лет.

Джон Леннон был центральной фигурой в компании бездельников и мечтателей — авангарда хипического движения, — которые жили в маленьких комнатках на Перси-стрит и Гамбиер-Террас. Там не было мебели, потому что в холодную погоду их обитатели жгли столы и стулья прямо в центре комнаты (это было любимым развлечением Модильяни и, я думаю, ребята ловили могучий кайф, приобщаясь таким образом к богемному миру). Комнаты были завалены всяким хламом — коробками из-под чая, дорожными знаками, светофорами, старым тряпьем и бог знает чем еще. Где-то они раздобыли даже гроб, и Джон спал в нем, удобно устроившись на мягкой шелковой обивке. В те дни юмор Джона был довольно мрачным.

Разумеется, в Ливерпуле было много разных странных типов, и Битлы были далеко не единственными «чудаками». Мне, например, нравился Артур Дули — знаменитый скульптор, жилище которого было еще чуднее, чем джоновское. Поскольку он работал (и работает) с металлом, на его стенах вместо обычных картин висели мотки колючей проволоки. По его комнате было трудно передвигаться: вы повсюду натыкались на полузаконченные «объекты» и груды металла.

Комната, которую снимал Артур, находилась совсем рядом с «Джеком», и очень часто, закрыв свое заведение на ночь, я с друзьями шел к Артуру. Мы его как следует встряхивали (он был, как всегда, пьян) и до утра пили с ним пиво.

Битлы постоянно бывали в «Джеке». Они считали большой честью сидеть рядом с такими знаменитыми ливерпульскими группами, как Рори Сторм (Шторм) и Харрикейнз (Ураганы) или Дэрри Уилки и Сеньоры. Джон, Пол, Джордж и Стюарт объединились в группу и, поскольку Джон со Стюартом учились в городском Художественном Колледже, им удалось выбить себе ангажемент играть там на танцах за несколько шиллингов на брата. Играли они страшно плохо, чему немало способствовал Стюарт, который на своем басу не мог сыграть ни одной правильной ноты. Он был ужасно беспомощен и никогда не считал себя музыкантом. Остальные его «прикрывали».

Я считал Битлов обыкновенными бездельниками. И не один я. Конечно, они чем-то отличались от других и производили какое-то необычное впечатление, трудно определимое словами. И все-таки я считал их бездельниками, принадлежащими к миру богемы. Во мне, наверное, есть что-то такое, что привлекает ко мне потерянных людей, а Битлы казались мне как раз такими. Днем в «Джеке» было неуютно и грязно, почти как в зале ожидания на вокзале. Люди сидели часами, глядя в окно и лишь изредка обмениваясь кивками или одним-двумя словами, произносимыми почти шепотом. Изредка кто-нибудь вскакивал, увидя через окно своего друга, и выбегал выпросить у него на бутерброд или кока-колу. И только вечером, когда приходили музыканты из Вест-Индии, наше заведение приходило в себя и начинало «вибрировать».

В 1959 году все газеты писали про художественные вечера в Челси, и я решил устроить что-нибудь вроде этого у нас в городе. Я снял «Сент-Джорджз Холл» («Зал Св. Георгия») в центре города и попросил Стюарта Сатклиффа и Джона Леннона сделать несколько декораций, которые, согласно старой традиции, должны быть в полночь разбиты на куски. Джорджа и Пола я тоже привлек к этому делу. Я обещал им всем бесплатные билеты и еще по 15 фунтов каждому.

Декорации получились отличные. Они показывали, что у Битлов отличное чувство цвета и линии. (Стюарт был истинным художником. Если бы он не умер, то безусловно стал бы отличным живописцем. Однажды ему удалось выставить одну свою картину на выставке, организованной Джоном Мурсом. Этот мультимиллионер купил ее потом для своей коллекции.) Одну из декораций я помню особенно отчетливо: она была выполнена в форме огромной гитары — символа их будущей славы. Я был уверен, что наш вечер (тогда это называлось «балом») пройдет с большим успехом. Мы продали несколько сот билетов. На черном рынке они стоили втрое дороже. Один мой приятель за пару билетов обещал целую неделю бесплатно поить меня пивом в своем баре, но я ничем не мог ему помочь: не осталось ни одного непроданного билета, а проводить людей просто так городские власти запретили — они не хотели видеть давку в милом их сердцу старинном зале… Мы решили устроить конкурс на звание «самой красивой медсестры» и сообщили об этом во все городские больницы. На роль судьи был выбран звезда театра и ТВ Брюс Форсайт. Я устроит также бал для высокопоставленных гостей: сидя на балконе, они могли сверху наблюдать за веселыми игрищами. В общем, все было предусмотрено, и я предвкушал триумф. В день «бала», задолго до того как мы распахнули двери перед счастливыми обладателями билетов, я вместе с Битлами втащил декорации по кусочку в зал: они были такие огромные, что целиком их невозможно было протащить через двери. Потом Джон, Джордж, Пол и Стюарт собрали их по частям и мы пошли дальше вглубь зала, чтобы взглянуть на то, что получилось.