Михаил Самарский - Фукусима, или История собачьей дружбы

Голова полицейского исчезла, а наш стрелок, опустив голову, направился к калитке. Дойдя до угла дома, он обернулся и зло произнес:

– Поживите немного, собаки! Я скоро вернусь.

Однако вернулись они вместе с лейтенантом – гость-помощник, по-моему, улизнул от греха подальше. Офицер внимательно нас осмотрел и с ехидцей произнес:

– Что-то не похожи они на бешеных собак.

– На, смотри, – старик задрал штанину и показал синяк, – видишь зубы? Это вот эта скотина, – он указал на меня пальцем, – меня грызанула.

– Макарыч, скажи честно, у кого ты собак увел? – пропустив мимо ушей жалобу кровопийцы, спросил участковый. – Ведь у тебя не было никогда ни овчарок, ни лабрадоров. Признавайся.

– Ну, ты, лейтенант, хоть терминологию смени, – возмутился старик, – что значит «увел»? Ты еще скажи «украл»…

– Ты знаешь, Макарыч, а я как раз к этому и клоню. И знаешь, почему?

– Почему? – вздернул брови старик.

– Прессу почитываешь? На, смотри! – лейтенант вынул из кармана газету, развернул ее и протянул Макарычу. – Сегодняшний номер. Узнаешь?

А вот тут, друзья, внимание! Господи! Сколько раз я уже бывал на краю гибели. В этот раз уже и не надеялся спастись. Но вот она – удача! А ведь не цапни я этого подлого старикашку за ногу, наша Фуку уже превратилась бы в Муму, а я сидел бы возле будки до конца жизни. Друзья мои, никогда не сдавайтесь! Боритесь за себя и своих близких до конца, как говорится, до последнего дыхания, до последней капли крови.

В газете были опубликованы наши с Фуку фотки и телефон нашей дорогой, родной, любимой Любаши. Любушка-Любаша, да хоть мойдодыром меня назови, я тебя до конца жизни не забуду.

А Фуку после этого случая стала слабеть. А может, просто совпадение. Но что-то изменилось в моей подруге. Она стала больше спать, гуляла меньше, похудела.

«Что же ты, моя милая подруга, рано-рано тебе сдаваться! Поправляйся, дорогая…»

Какое это счастье – вернуться в родной дом, лечь у ног родного человека, зная, что ты в полной безопасности, и беззаботно уснуть.

Проснулся я от какого-то непонятного шума. К Петровичу приехал гость из далекой Швеции. Я так и не понял, где они с ним познакомились, но, думаю, для нас это не главное. А вот рассказ чужеземца вам перескажу. Если бы мы с Фуку могли хохотать по-человечески, то точно катались бы с ней по полу. Отбросим всякие там церемониальные подробности. Лучше послушаем повествование шведа:

– Да-да, Петровиш, я побывать на Камшатка, ловить рыба с русский рыбаки.

– Понравилось хоть, Андерс? – улыбаясь, спросил Владимир Петрович. – Хорошо приняли?

– Есть разный мнений, – серьезно отвечает гость.

– В смысле? – удивился Владимир Петрович. – Не все хорошо? Обидели, что ли?

– Нет-нет! – замахал руками швед. – Просто я, кажется, теперь понимать, что такой загадошный русский душа. Моя бабушка много говорить об этом, но я не знал, что это такое – русский загадошный душа.

– А-а-а-а! – протянул Петрович. – Ты вон в каком смысле? «Умом Россию не понять…»

– Да-да! – обрадовался Андерс. – Я многий вешь не понимать совсем! Это невозмошно понимать!

– Ну, брат, ты не первый такой, – успокоил гостя Владимир Петрович, – чтобы понять русского человека, здесь нужно родиться или хотя бы пожить какое-то время. А ты слетал на Камчатку и хочешь сразу все понять. Ну, рассказывай, что там у вас случилось.

Швед глубоко вздохнул и приступил к рассказу:

– Мы хотеть с друзьями хороший рыбалка. Они обещать мне суперрыбалка. Я им верить. Утром ехать к морю. Но там то место, где рыбалка нельзя.

– В смысле? – удивленно спросил Петрович. – Почему нельзя?

– Мы там обнаружить большой баннер, там сказать: «Рыбалка запрет!»

– А почему? Причину назвали?

– Да, – с ужасом закивал Андерс, – там сказать, что опасность, лед может уходить в океан.

– И что твои друзья? – рассмеялся Петрович, видимо, уже догадываясь, что произошло дальше, и язвительно спросил: – Повернули обратно?

– Нет, Володя! Нет! Они мне говорить, что это неправильный баннер!

– Как неправильный? – подыгрывает Петрович.

– Они сказать, что этот баннер стоит с прошлая зима. И идут вперед. Я говорить им, что такой запрет, это нельзя, будет сложно, это неправильно, нас арестует полиция. Ко мне подошел товариш и сказать, что я ошень трусливый и иди в дом варить им борш. Я сказать, что не умею варить русский борш. Тогда он сказать, чтобы я не кричал, а шел с ними варить уха, если я джентльмен.

– И что ты?

– Я идти с ними. Только я совсем не понимать, зачем джентльмен идти против закон?

– Эх, дорогой Андерс, – закивал головой Петрович, – если бы наш человек соблюдал все запреты, инструкции и законы, у нас, у спасателей, давно наступила бы безработица.

– Зачем безработица? – вытаращил глаза швед.

– А затем, что спасать бы некого было. И что дальше? Все обошлось?

– Нет, не обошлось. Баннер на берегу был правильно и хорошо. Он все верно сказать. Опасно!

– Ну, так если опасно, ты-то зачем пошел? – снова рассмеялся Петрович.

– Володя, я не трус. Они все смеяться и показать в меня пальцы. Я поверить им, что баннер неправильно. Там, где лед, далеко, они доставать обед и водка. Говорить, что рыбалка не бывать без обед на льду.

– Ну, ты же нарочно поехал туда, посмотреть традиции, обычаи местных жителей. Ну, вот так они любят отобедать во время рыбалки. Что поделаешь… И что дальше?

– Далше беда. Когда солнце стало высоко, наш лед оторвать от берег и уходить в океан.

– С ума сойти! – охнул Петрович. – И что твои друзья, переполошились?

– Что такое перелопо…першолопо…

– Ну, в смысле, испугались? – поправил Владимир Петрович.

– Нет, они ловить рыба. Я бегать, громко кричать. Я говорить им, что опасность, мы погибать, мороз, зима, океан. Никто не испугаться. Они звонить и продолжать ловить рыба.

– Видимо, обед был обильным! – съязвил Петрович. – Чем же все закончилось? Думаю, все хорошо, раз ты сидишь передо мной.

– К нам прилететь вертолет, твой коллега. – Швед пытался таким образом объяснить, что прилетели спасатели. – Но никто не хотеть улетать. Они, рыбаки, говорить, что идет рыба. И хорошо этот… хорошо…

– Хороший клев, что ли, начался? – подсказал Петрович.

– Да-да, – радостно закивал головой Андерс, – хороший клеф. И никто не хотеть улетать.

– Ну, а ты как же? – спросил Петрович.

– Я хотеть. Я улетать, я не уметь плавать на лед. Так нельзя. Это не хорошо. Это очень болшой опасно.

– Ну и дела, Андерс, – рассмеялся Владимир Петрович, – а что с остальными стало?

– Их всех тоже улететь. Заставить полиция.

– Ну, теперь ты точно знаешь, что такое загадочная русская душа?