Владислав Виноградов - Без срока давности

Герка рассмеялся. Заговорил тихо:

– Я понимаю, Всеволод Борисович! Поймите и вы меня. Если сделка состоится, я соберу честных репортеров и расскажу, что и как было там, у нас, в Афганистане.

– А я еще помогал ему встать на ноги!

– О ногах ты бы лучше помолчал, – глухо сказал Герка. – У меня память хорошая. Могу и твою освежить!

Но Золтанов уже пристроил на лицо свою кривенькую улыбочку:

– А тебе, Дымов, хорошо бы к невропатологу. У меня есть знакомый. Путевочку организуем, подлечишь нервишки…

– Ага, в санатории закрытого типа. С решеточками на окнах.

– Вот видишь, ты и сам признался, где тебе место, – не удержался Золтанов.

Герка Дымов, напротив, взял себя в руки.

– Не надейтесь, Всеволод Борисович. А если вдруг со мной что приключится, вам невредно знать: мои друзья откроют «черный ящик».

– Чего-чего? – поперхнулся Золтанов.

– Когда разбивается самолет, остается «черный ящик». После длительного общения с вами и я решил завести нечто подобное. Красивая такая шкатулочка, А в ней магнитофонная кассета…

Золтанов, побледнев, встал из-за стола и щелкнул пальцами, подзывая официанта.

– Счет в двух экземплярах представите для оплаты в хозотдел Законодательного собрания. И не забудь накинуть себе на чаевые десять процентов. Спасибо за компанию, господа. А вы, надеюсь, обдумаете мое выгодное предложение, господин Шредер. Мы еще встретимся.

Шредер сокрушенно пожал плечами. У этих русских все не как у людей! Но тем и хороша Россия, тем захватывающе интересна!

Мнение Гельмута Шредера о России как непредсказуемой стране разделяла сорокалетняя американка Шейла Робинсон, занимавшая угловой полулюкс. Ее второй муж, известный автогонщик, привнес в жизнь Шейлы пьянящий привкус риска. Когда в конце концов на скорости 200 миль в час он не вписался в поворот извилистой трассы «Хунгароринг» под Будапештом, Шейла одна вернулась в свой штат Юта и два года провела в обществе кошек и собак.

Тоска по острым ощущениям погнала ее по свету. Но ни бой быков в Испании, ни сафари не принесли утоления. Встреча в Найроби с подругой по колледжу дала мыслям новое направление.

«Моя дорогая, – уверяла та, – проехав десять остановок в московской подземке в час пик, ты получишь острых ощущений больше, чем если бы спустилась в пиро́ге по Ниагарскому водопаду».

Шейла начала изучение России с Выборга, где не было метрополитена. Зато, к великому удивлению, здесь имелись велорикши. Решив прокатиться после ужина в экзотическом экипаже, госпожа Робинсон села в коляску напарника Дымова, известного по кличке Чума.

Прогулка превзошла все ее ожидания!

Тормозной тросик лопнул на спуске. Ни раньше, ни позже, а именно когда Чума направил свой трехколесный экипаж вниз по узкой улочке, круто спускавшейся вниз. Коляску нещадно мотало, потому что улочка была вымощена булыжником, и пассажирке да и самому велорикше казалось, будто они попали в стремительно несущийся по камням поток.

Ой, что сейчас будет!

Но нет, Чума не бросил руль, не выпрыгнул на ходу, когда скорость была еще не больше тридцати в час. Кто помнил бывшего призера чемпионатов бывшего Союза, победителя в многодневных международных велогонках, тот знал: Силкин сражается до конца. На трассе, в картежных баталиях и с бутылками за столом.

Вот и теперь Чума хладнокровно соображал, как уцелеть самому и не расшибить вдребезги иностранноподданную, еще не чующую беды.

В прозрачных сумерках волшебной белой ночи желтая коляска летела под уклон. Пассажирка помещалась впереди, так как коляска была классической конструкции. Справа у колеса есть в коляске ручной тормоз, но седоком на этот раз была женщина, да еще иностранка. Такой объяснять – не поймет все равно, особенно сейчас, на ходу. Опять же, не знал Чума других языков, кроме русского и матерного.

– Эхма! – громко прокричал Витя Силкин и, повернув руль, притер правое колесо коляски к высокому поребрику тротуара. Из-под стального обода снопом полетели искры, и первый раз взвизгнула пассажирка. Восемь пудов ее живого веса увлекали экипаж вниз с нарастающей скоростью.

Чума привстал на педалях. Перегнулся через руль, пытаясь достать ручной тормоз. И в ту же секунду заметил голубой капот поливальной машины, наперерез выезжавшей из переулка.

– Я понял, что тебе пришлось многое испытать, – сказал Гельмут Шредер. – Еще раньше догадался, на шоссе.

– Почему? – спросил Герка, начавший уставать от нескончаемого вечера, от воскресших воспоминаний и даже от Эрики.

– В нашей любительской гонке ты был словно гладиатор, для которого проигрыш равен смерти. Баловни судьбы так не могут. Они не могут долго терпеть. А шоссейную гонку выигрывает тот, у кого хватает сил дольше терпеть усталость, зной, жажду. По Афганистану это все тебе знакомо. Правильно?

Апартаменты Шредера состояли из просторной спальни и гостиной, не считая ванной комнаты и небольшой прихожей. Гельмут и Герка вдвоем сидели за журнальным столиком, потягивая пиво. В номер Шредера они поднялись после перепалки Дымова с Золтановым.

Убедившись, что ее помощь не требуется, Эрика встала у открытого окна. Вечерний легкий ветерок отдувал занавеску.

– Зной, жажда больше на долю пехоты выпадали, – заметил Герка. – Беззаветные ребята. Если бы еще знать, за что воевали… Но дурные наши политики всегда подставляют армию. Англичане, те аж сто лет назад поняли, что в Афганистане ничего не сделать оружием, а мы… Эх! Вот и америкосы теперь встряли. Но первой гадит всегда англичанка…

Дымов сделал еще глоток пива. С отвычки немного шумело в голове.

– Мертвый солдат, стрелявший в меня из пещеры, был в мундире английского экспедиционного корпуса, – сказал он.

Шредер понял фразу по-своему:

– Да, англичане производят хорошее сукно. Служит без износа. В телерепортажах из Кабула я видел мальчишек в старых английских френчах. Говорят, моджахеды и старинное оружие использовали?

– Да, случалось. Английские винтовки «Ли-Энфилд». И вот пример эффективности этой «пушки», – криво усмехнулся Герка, постучав по протезу.

Шредер прижал его ладонь своей:

– Гера, мы оба спортсмены, и я тебя не подведу. Кто тебе сделал этот протез?

– Протез обычный, Гельмут. Заводской.

– Не верю! Не может обычный человек с обычным протезом танцевать и ездить на велосипеде!

– А я и есть необычный меня зовут здесь Афганский Борзой.

Шредер подошел к холодильнику, достал новую коробку с баночным пивом. Дымов покачал головой:

– Я пас. Завтра на работу.

– А где ты работаешь?

– Я – велорикша, – не без вызова сказал Герка. – Работаю через день с напарником. И теперь нас уже не считают придурками.