Семен Юшкевич - Ита Гайне

«Есть же такие люди», – подумала она, оглядывая ее.

Она стояла и молча уже слушала Эстер об ужасах, творящихся в палате.

– Вы видите этих двух женщин, – мигнула она, указывая Гайне на кормилиц, стоявших у окна. – Одна все еще ждет чего-то, хотя ребенка ее взяли в операционную. Девочка как будто стала выздоравливать, но я сейчас же поняла, что это самый скверный признак.

– Моему ведь тоже лучше, – беззвучно и побелев прошептала Ита.

Эстер смутилась, но сейчас же развязно ответила;

– Ваш другое дело. Ему совсем не так уж хорошо снаружи, а главное, горло у него поправляется.

Их прервал острый, болезненный крик. Она оглянулась и увидела вторую женщину, которая, припав к окну, кричала:

– Разбойники, палачи, что вы сделали с моей девочкой! Вы ее зарезали, зарезали!..

Эстер, испуганная этим криком, посоветовала Ите уйти.

– Зачем вам оставаться здесь, – убеждала она ее. – Тут никакое сердце не выдержит. Каждый раз здесь происходят такие истории. А в палате еще хуже. Тот умер, тот борется со смертью, того несут на операцию, и все кричат, и мучатся, и страдают, как в аду. Уши не могут вместить в себе все плачи и стоны. Идите, Ита, домой, идите, здесь вам не место. Идите, и пусть судьба никогда больше не приведет вас сюда.

Гайне постепенно дала себя уговорить и предложила Эстер пятьдесят копеек.

– Я ведь ему, как мать, – сказала та, взяв деньги, – и без меня он лекарство ни за что не принял бы.

– Верьте, Эстер я в жизни не забуду вашего добра, верьте мне.

Она опять подошла к окну и постояла подле него, глядя со слезами на глазах, как он двигал руками и переворачивался. Потом повернулась к Эстер и дала ей еще пятьдесят копеек.

– Пошлите эти деньги домой, – сказала она, – пусть муж ваш купит что-нибудь детям.

– Уходите же, – повторила Эстер, – мне пора к мальчику.

Она показала ей рукой дорогу и ушла. Ита снова попала в больничный двор, по прежнему запуталась и с недоумением стала искать дорогу к воротам. Но, проходя мимо одного из здании, она заметила женщину, которая показалась ей знакомой. Она подошла к ней ближе, всмотрелась и, к удивлению своему, узнала Цирель.

– Как, это вы? – произнесла та своим сиплым голосом. – Как вы попали в больницу, разве ваш муж заболел?

Гайне почти обрадовалась, увидев ее. Она живо напомнила то время, когда мальчик был еще ее собственным и возбуждал во всех удивление.

– Нет не муж, а ребенок, – ответила она. – У него круп, и он лежит здесь в палате.

– Нужно вам горевать! Посмотрите, как Цирель хорошо устроилась без ребенка. А парализованный мой вовсе не может нарадоваться, чтобы его черти задушили.

Она весело рассмеялась, а Ита, вспомнив ее историю, почувствовала к ней отвращение. Между тем, Цирель, обрадовавшись встрече, начала рассказывать, что отложила уже себе немножко денег, что муж, подавиться бы ему, курит теперь ежедневно табак, но место свое она не скоро оставит, так ей пока еще выгодно за семь рублей в месяц быть кормилицей и служанкой. Когда же она соберет семьдесят рублей, то перестанет служить, возьмет себе место на базаре и будет торговать рыбой.

– Ну, а ваш ребенок? – спросила Ита.

– Урод мой, хотите вы спросить? Я уже забыла о нем, так давно это было. Миндель знает, где он. Наверно, на том свете. Что я хотела вам сказать? Да, о Миндель. Знаете, ее арестовали.

– Как арестовали? – удивилась Ита – Вы, вероятно, о другой говорите. Кто вам рассказал об этом?

– Рассказали. За такие дела не гладят по головке. Я рада, что мое дело давнее. Ведь Этель от ее проклятой руки умерла. Много людей пропало из-за нее, это я уж знаю. Но когда об этом не знали, то не знали… А теперь все открылось. У нее скверное дело.

– Какое дело? Как странно, что мне ничего неизвестно.

– А вот какое. Помните Маню? Подождите, она ведь у вас бывала. Мы однажды далее вышли вместе от Розы. Помните?

– Боже мой, что случилось с Маней? – прошептала Ита.

– Маня при смерти. Она лежит в здешней палате. Вы не знали об этом? Как же. Старуха Миндель что-то повредила ей. Манин Яша не захотел оставить так дело и донес в полицию. Миндель, конечно, сейчас арестовали. Теперь идут слухи, что в ее комнате нашли трех мертвых мальчиков.

Гайне слушала и плохо соображала, так поразила ее эта новость.

– Какая ужасная история, – прошептала она. – Вы уверены, что это не выдумка? Маня умирает. И вы сами своими глазами видели ее в палате. Бедная, несчастная девушка. Я ведь недавно ее встретила и обещала зайти к ней. Как я ее умоляла не решаться на это.

– В жизни все так, – философски ответила Цирель, – от своей судьбы не убежишь. Хотите ее увидеть? Я могу вам показать, где она лежит. Думаю, что успеете еще попрощаться с нею.

Гайне с радостью согласилась, и обе направились к зданию, стоявшему в конце двора.

– Чего не произошло уже за это время, – проговорила Цирель. – Вот и Этель похоронили. Какая была славная женщина. Тонкая, умная, а вот дала же себя убить. Не лучше ли было родить и отдать ребенка старухе Миндель? Нужно, Ита, не только жизнь понимать, нужно быть хитрее ее. Что Этель выиграла? Муж ее уже женился, хотя и убивался о ней, а она гниет в земле.

Гайне слушала и кивала головой. Муж Этель женился. Кто бы мог поверить, что он способен на это? Вот подлый человек!

Они уже входили в коридор, и Цирель оборвала разговор. Она указала ей палату, койку, где лежала Маня, попросила служанку позволить Ите пройти в зал и распростилась. Гайне робкими шагами пошла к палате. По обеим сторонам во всю длину зала стояли кровати, на которых лежали или сидели женщины. Поодиночке или в компании, они расхаживали по палате, в которой, к удивленно Иты, царило оживление. Гайне с трепетом подошла к Мане, которая, узнав ее, слабой улыбкой выразила свою радость, так как двигаться ей было запрещено. Ита попала в полосу света и зажмурила глаза. Среднее окно было залито солнцем, и в него нельзя было глядеть. От окна же шел толстый, светлый столб, упиравшийся в противоположную стену золотым квадратом, а в столбе вихрем кружились и текли микроскопические пылинки серого цвета. Из общего шума в палате выделялись, как острия, два визгливых женских голоса, которые спорили друг с другом через весь зал. Изредка забегала фельдшерица, красная и потная, кричала желчным, возмущенным голосом на больных и водворяла порядок.

Ита села подле Мани и с порывом схватила ее за руку.

– Вот где пришлось нам свидеться, – произнесла она печально, – не ждала я этого. Как я предостерегала вас!..

Маня поправила мешочек со льдом, лежавший на ее непомерно большом животе, и отвернула лицо. Гайне сбоку посмотрела на нее и теперь только разглядела, как она изменилась. Нос, подбородок и губы как-то осели и были темно-желтого цвета, как у мертвецов. Глаза похудели, запали куда-то назад, но сверкали удивительным блеском, и эти сверкавшие глаза вместе с красными, точно подмалеванными щеками, придавали такое одухотворенное выражение всему лицу, что на первый взгляд она производила впечатление чего-то сильно живущего, расцветающего.