Алексей Макеев - Я убью свое прошлое

– По вашему заданию я провел необходимые следственные действия, назовем их так, получил доступ к архиву вашего города и архиву МВД. Провел необходимые мероприятия, встретился с бывшими сотрудниками органов, с другими свидетелями, коих оказалось достаточно, чтобы я мог сделать окончательные выводы и заключения по интересующему вас вопросу. Ваши догадки подтвердились, маньяк существовал, на его счету двадцать три жертвы. Все они в возрасте от пяти до четырнадцати лет, одиннадцать человек из местного детдома, остальные – несовершеннолетние бомжи и бродяги.

– Почему из детдома? – Илья задал первый пришедший в голову вопрос.

Тарасов с ответом не торопился, извлек из папки первый лист и подал его Илье. Тот взял его – это оказалась ксерокопия старого документа, исходник был напечатан на машинке и представлял собой список. Фамилии, имена, даты рождения – всего в реестре оказалось более пятидесяти человек. Илья не стал его дочитывать, посмотрел на «шапку» документа. «Каляевский детский дом-интернат». Да, есть такой поблизости, от города до него километров семь. Рядом еще развалины монастыря и церковь, приспособленная под котельную для этого самого дома-интерната. Бывали, видели, спец не врет, он действительно там был. Илья поднял голову от распечатки, а Тарасов протягивал ему уже другой лист – обычный, формата А4, текст напечатан на принтере.

– А это жертвы вашего маньяка. Можете сами убедиться – номера девятый, шестнадцатый, двадцать третий, сорок второй, – по памяти перечислял Тарасов.

Илья держал в руках уже две ксерокопии, смотрел то в одну, то в другую. Да, он прав: например, Гусаченко Ирина фигурирует в обоих списках, на момент попадания во второй ей было десять лет. Кулычева Елена тоже упоминается дважды, ей было девять. Новикова Марина – двенадцать, Мартынова Юля – пять. «Уж не с ней ли Наташка тогда Меркушева застукала?» Илья положил бумаги на стол, почувствовал, как взмокли ладони. «Лиза и Мишка в детдоме», – от одной мысли по коже прошел мороз. «Не дай бог», – Илья прикрыл глаза и положил руки на колени, сжал кулаки и проговорил:

– Вам удалось выяснить, как это стало возможным?

– Разумеется, – Тарасов передал клиенту очередную бумагу. На этот раз подлинник, написана от руки, на обороте под текстом несколько подписей и дата – два дня назад.

– Это показания бывших сотрудников интерната, – пояснил следак. – С директрисой, к сожалению, поговорить не удалось – не успел. Я нашел ее, собирался подъехать внезапно, но кто-то предупредил ее, и она повесилась в кладовке собственного дома. Хороший дом, крепкий, двухэтажный, хоть и не новый. Да и тетенька немолода была, за семьдесят ей зашкалило. Подозреваю, что сработали ее старые связи с кем-то из органов. Кстати, достоверно известно, что начальник местного УВД после каждого убийства получал «взнос» наличными, суммы хватало, чтобы просто оформлять тела как неопознанные и побыстрее избавляться от них. Все, как я и предполагал, – маньяк был местным жителем, и достаточно обеспеченным, чтобы уйти от наказания. В докладе все указано подробно. Можете здесь прочитать или с собой забрать, как вам будет удобно.

Илья опустил глаза, пробежал первые строчки.

– Мы, такие-то, – дальше шел перечень фамилий, имен и должностей бывших сотрудников интерната – подтверждаем, что были свидетелями того, как из детдома пропадали дети, в основном девочки. Нам объясняли, что детей усыновляли или они умирали в больнице, так как у всех были диагнозы разной степени тяжести, – наскоро прочитал Илья. – Что значит разной степени, поясните, пожалуйста.

– Это значит, что некоторые воспитанники интерната могли передвигаться и обслуживать себя самостоятельно и даже посещали школу, а другие лежали на кроватях, как овощи на грядках, – безжалостно пояснил Тарасов. – А водитель, там ниже есть его показания, подтверждает, что несколько раз сам отвозил детей заказчику…

– Погодите, – вконец растерялся Илья. – Но как они потом объясняли отсутствие детей? Это же не частная контора, это же… – Часть картинки уже сложилась в его голове, проступили первые жутковато четкие контуры событий тех лет, в висках стукнула кровь, ногти впились в ладони.

– Смотрите сами, – Тарасов развернул ноутбук к заказчику, снял просмотр с паузы, и на экране пошел видеоролик. Снимали утром, серым и мутным, в кадр попали часть старого осыпавшегося бетонного забора, сухие стебли бурьяна и полыни. Мелькнула загорелая узкоглазая физиономия в надвинутой на глаза черной шапке, пропала, за край кадра что-то вылетело, камера поехала вниз, Илья увидел, что на белом снегу громоздится куча мокрой мерзлой земли, рядом неглубокая яма, на дне полуистлевший небольшой гроб и несколько костей – частью переломанных, частью уцелевших.

– Вы что?.. – горло перехватило, он едва сдерживался, чтобы не врезать Тарасову промеж глаз. Тот настроение клиента просек, поставил запись на паузу и проговорил:

– Вы же сами просили выяснить все подробности. Это кладбище, как вы догадались, но не та его часть, где хоронили неопознанных. Здесь могилы детей из интерната, то, что вы сейчас видели – вскрытие могилы той самой Гусаченко, по документам считавшейся умершей. Я видел ее свидетельство о смерти, копия есть в моем отчете. Обратите внимание на дно – это не гроб, это простой деревянный ящик с собачьими костями внутри. Там еще череп был, я, когда увидел, чуть сам там не остался, – понизив голос, поделился пережитым кошмаром Тарасов и продолжал: – Детей увозили, и живыми их больше никто не видел. Затем несколько человек объявили умершими, их закопали и забыли об их существовании. На самом деле могилы оказались пусты, я проверил все захоронения. Зато в той части, где закапывали неопознанные тела, картина другая. Мы обнаружили несколько детских трупов, по давности захоронения они соответствуют времени, когда в городе орудовал маньяк, есть результаты экспертизы останков, ее провели по моей просьбе, бумаги приложены к моему отчету. К тому же мне удалось получить подтверждающие документы на некоторых детей – составленные двадцать лет назад протоколы осмотра трупов, номера захоронений. Все совпадает. – Тарасов умолк, уставился на монитор ноутбука.

– А что с теми, кого якобы усыновили? – зачем-то спросил Илья, Тарасов в ответ скептически скривился:

– То же самое, скорее всего лежат под табличками с номерами, я думаю. Может, так делали для отчетности или чтобы статистику не портить – директрису уже не спросишь. Но это только мои предположения, я могу и ошибаться.

«Статистика. Отчетность. Вот сука, чтоб тебе еще раз сдохнуть. Гадина, тварь поганая, жаль, что ты заживо не сгнила…» – правило говорить о покойниках либо хорошо, либо ничего начисто вышибло из него именно в этот момент. Илья мысленно сосчитал до десяти и спросил: