Аркадий Неминов - Пять граммов бессмертия (сборник)

Встал прокурор и, оглядев зал, начал говорить ровным и спокойным голосом. Он был полной противоположностью Ароновичу. Васильев и внешне сильно отличался от адвоката. Это был высокий, поджарый, с военной выправкой человек, знающий себе цену. В своем синем кителе – в тон своим глазам – выгодно подчеркивающем его сдержанную мужественность, он и как мужчина производил весьма благоприятное впечатление на публику.

– …таким образом, факт появления ответчика ночью инкогнито в стенах института не вызывает сомнения. Справедливости ради, вынужден признать, что адвокату удалось в ходе допроса свидетеля Козырева Сергея подвергнуть сомнению сам факт проникновения в кабинет директора, но, даже если Колмогоров и не воспользовался студенческой работой Грошева и Осипова, это никоим образом не доказывает его авторства на изобретение. А это означает, что обвинения, предъявленные ответчику в части его косвенного оговора в отношении истца, остаются без изменения. Что касается свидетельских показаний господ Сергеева и Козыревой, то мне они представляются сомнительными, так как сами эти люди не обладают, на мой взгляд, безупречными личностными качествами. С одной стороны, они рассуждают о высшей справедливости, тогда как с другой – попирают эту самую справедливость ради денег, из чувства страха, а также широкой известности и славы – то, что могло принести им это открытие. На основании вышеизложенного считаю, что вина ответчика доказана в том, что он опорочил доброе имя истца и нанес ему моральный вред, выраженный в косвенном обвинении его в плагиате и присвоении интеллектуальной собственности. Ответчик заслуживает наказания, предусмотренного статьями…

Далее Сева уже ничего не слышал. Слово «наказание» за несовершенное им преступление затмило все, произнесенное прокурором, включая даже слова «условно» и «штраф». Для него это все уже было не важно. Важно то, что прокурор, хотя и снял обвинение в краже со взломом, тем не менее, считал его все равно виновным. Теперь было дело за адвокатом, а потом и за судьей…

Между тем уже начал говорить адвокат, приводя собранные воедино доказательства и показания свидетелей в пользу ответчика. Речь его на сей раз была более сухой и деловитой. Он уже не позволял себе тех вольностей, которыми так изобиловала его речь до этого выступления. Сейчас же это был оратор, трибун. Куда девались его кошачьи повадки и улыбка?! Глаза Ароновича метали гром и молнии. Наконец он коснулся эпизода с передачей фермента Катерине, и голос его зазвучал мягче:

– …и последнее. Как уже было сказано выше, именно сам факт получения госпожой Колмогоровой этого лекарства еще раз подтверждает, на мой взгляд, уже доказанную истину: только семья автора изобретения имеет моральное право на испытание на самих себе ими же созданного препарата. А также еще и то, что Зинаида Козырева и ее руководитель Сергеев пошли на риск и должностные нарушения из чувства справедливости, отдав лекарство, не разрешенное Минздравом, не кому-нибудь, а именно этой семье. Надеюсь, что уважаемый суд примет во внимание также и все то, о чем поведали нам здесь удивительный маленький свидетель и его бабушка. Листочки, которые она принесла, лишний раз доказывают, каким образом и в каких условиях моему подзащитному приходилось работать над созданием своего детища. А удивительный и непостижимый по своей сути диалог двух бывших друзей только подтверждает мое высказывание об истинности авторства Осипова и его помощника Колмогорова. Этот диалог приоткрывает и некую завесу тайн молодости истца, что также отнюдь его не красит, а самое главное, доказывает, кто на самом деле является первооткрывателем фермента. Все эти факты и доказательства, мною изложенные и представленные, говорят исключительно в пользу невиновности моего подзащитного. Человека, который своим трудом и своей жизнью доказал самое главное для себя: он не зря жил и работал, он создал панацею от целого ряда заболеваний, спас от смерти свою жену и дал возможность вылечиться многим тысячам обреченных. Я закончил. Благодарю за внимание.

– Прошу слова! – неожиданно раздался голос Грошева.

– Пожалуйста, господин Грошев, – произнес судья. – Только уточните, в качестве кого вы будете выступать – истца или своего адвоката?

– Истца! И, как истец, хочу заявить, что я снимаю свой иск по причине плохого самочувствия и невозможности далее продолжать свое участие в этом судебном заседании. Я пережил шок, после которого вряд ли адекватно смогу реагировать на все происходящее. Я отзываю свой иск ввиду обеща… личных причин! – Грошев сел на место, закрыв лицо руками.

– Знаешь, Сева, все-таки ты был не прав!

– Ты о чем, Катя?

Они сидели в небольшом кафе и мирно беседовали.

– Да я все про этот суд, – задумчиво продолжила она. – Мне кажется, надо было послушать Семена Григорьевича и выдвинуть встречный иск о защите твоей чести и достоинства! Уверяю, мы бы его выиграли! А так этот хлыщ Грошев легко отделался, просто отозвав свой иск. И как все обставил, подлец – «ввиду плохого самочувствия!»

– Да брось ты, Катя. Он же извинился перед нами всеми и… перед Санькой, а, значит, твоим отцом. Звучит это, конечно, странно, но факт остается фактом, и это слышали все! К тому же, все и так поняли истинную причину этого отзыва. И знаешь, я рад, что все этим кончилось. Я не хочу уподобляться Грошеву и произносить пусть и справедливые, но обвинения в чей-либо адрес. Не хочу, понимаешь? Мне достаточно того, что ты жива и здорова, что фермент, наконец, получил официальный статус как самостоятельное лекарство, что мы занимаемся с помощью Ароновича вопросом патента на изобретение и, как он утверждает, добьемся, что будет признано мое авторство. Ну, чего еще нам не хватает? Ведь получилось все, как ты и хотела!

– Так-то оно так, но я считаю, что зло должно быть наказано!..

– Кстати о зле! Ты помнишь ту нашумевшую историю со странным самоубийством пресс-секретаря директора, которое произошло сразу после гибели Чуркина? Так вот, по институту до сих пор бродят упорные слухи, что это как-то связано с гибелью Чуркина. Оказывается, он был хорошо с ним знаком, чуть ли не со школы, и дело здесь не чисто. Их видели вместе в кафе недалеко от института, как раз перед тем страшным ДТП! Понимаешь?! И это якобы и послужило причиной его ухода из жизни! Я тут подумал на досуге над этой информацией и пришел к выводу, что в этом есть определенный смысл. Если связать воедино кражу той тетради, все эти поломки-исчезновения вещ-доков и предположить, что гибель Виталика не случайна, то все сходится! И очень смахивает на банальное устранение свидетеля заказчиком! А кто у нас заказчик? Тот, кому было выгодно лишить нас вещдоков, т. е. …