Сергей Григорьев - Александр Суворов

Пока Пруссия вооружалась, ею были пущены в ход испытанные средства наступательной политики: прямой и косвенный подкуп, династические браки, интриги и заговоры в столицах соседей, предательские договоры и соглашения о разделе плохо защищаемых земель.

Так шло до тех пор, пока прусским королем был Вильгельм. Его сын и наследник, Фридрих II, с детства мечтал о великих завоеваниях. Отец его, находя, что время раскрыть карты еще не настало, держал сына в ежовых рукавицах, сурово охлаждал его пыл и даже запретил ему произносить само слово «война». Фридрих молчал, думал о войне и «смотрел на отца волком». Король сослал строптивого сына в Кюстрин на должность лесничего в своем имении. Наследник престола, обреченный на жалкую, почти голодную жизнь мелкого чиновника, на досуге думал все о том же. Он понял, чего страшится отец: если Пруссия раньше времени прибегнет к оружию, ей придется столкнуться с Англией. Британцы ревниво следили за ростом прусского могущества, справедливо угадывая в будущей объединенной Германии опасного соперника для своей промышленности и торговли. А за Рейном и Альпами кипела и бурлила Франция, готовясь сбросить оковы феодализма. Если власть окажется там в руках торговцев, промышленников и банкиров, то еще раньше, чем с немцами, английским купцам придется столкнуться с Францией: она станет искать новые рынки для своих товаров и новые торговые пути.

«Нужно заставить ад и небо служить себе, – откровенно говорил Фридрих II. – Раз должно произойти надувательство, то шельмам и должны быть мы».

В 1756 году прусские войска вторглись в Саксонию без объявления войны. Затем Фридрих II, также не объявляя войны, вторгся в Чехию и занял Прагу. Курфюрст [89]Саксонский, правивший там, был и королем польским. Он бежал в Варшаву. Саксонская армия сдалась в плен. Не теряя времени, Фридрих переодел саксонские войска в прусскую военную форму и включил их в свою армию. Сделать это было нетрудно: и у Фридриха, и у курфюрста Саксонского армия состояла из наемных солдат – звонкие талеры [90]заставляли служить тому, у кого их больше.

Европейские политики ахнули в изумлении перед дерзостью прусского короля. Оправдывая себя, Фридрих писал: «Что касается имени столь страшного – агрессор , то это пустое пугало, которое может воздействовать лишь на робких духом… Истинный агрессор тот, кто вынуждает другого вооружаться и начинать предварительную войну, чтобы тем избегнуть более опасной, ибо из двух зол следует выбирать меньшее». Этими словами он бросил вызов всем своим возможным противникам.

Король-агрессор предвидел, что против Пруссии образуется коалиция, в которую войдет и Россия. Он считал наименее опасным противником Россию, которую не знал и не понимал.

Прошло более пяти веков с той поры, как Александр Невский в 1240 году разбил шведов и немцев на Неве, в тех местах, где Петр I в первые годы XVIII столетия основал Петербург. На льду Чудского озера в 1242 году Александр Невский разгромил рыцарей Тевтонского ордена, надолго отбив у немцев охоту к походам на Восток. К XVIII веку в сознании немцев затуманились эти уроки. Они забыли, что Россия, грудью заслонив европейские народы от нашествия кочевых монгольских орд, нашла в себе еще довольно мощи, чтобы защитить свою самобытность от натиска с Запада.

Свежие в памяти успехи Петра I могли бы вызвать тревогу даже в головах самых тупых немецких политиков. Но Фридрих этим не тревожился: его успокаивала уверенность, что Россия, как он полагал, начала онемечиваться. Династические браки отпрысков немецких князьков с персонами русского царствующего дома усиливали самоуверенность людей, окружающих короля. Никчемный голштинец под именем Петра Федоровича [91]стал наследником русского престола. «Дурень», – думал о нем прусский король. Зато он ценил ум и хитрость жены наследника престола, Екатерины [92]. От Петербурга через Кёнигсберг [93]в Потсдам тянулись нити тонкой, но прочной паутины. Попросту говоря, у Фридриха II в Петербурге были осведомленные шпионы в лице людей близких ко двору цесаревича.

О русской армии Фридрих II заносчиво говорил: «Москвитяне суть дикие орды, они никак не могут сопротивляться благоустроенным войскам». В том, что его собственные войска благоустроены, Фридрих не сомневался. Находились даже серьезные люди, разделявшие с прусским королем эту уверенность и считавшие прусскую армию лучшей в Европе. Противники же Фридриха II могли радоваться, что его благоустроенная армия невелика: при нападении на Саксонию она едва насчитывала 30 тысяч солдат. «Потсдамский развод» [94]! – усмехались в Европе. Однако небольшие по численности войска Фридриха прошли муштровку на Потсдамском плацу: они искусно и быстро перестраивались, ходили быстро, заряжали ружья с автоматической сноровкой и, владея улучшенными мушкетами, могли заряжать и стрелять чаще, отвечая на каждые десять выстрелов пятнадцатью.

Пехота прусская, скованная немецкой дисциплиной, являлась бы очень серьезной силой в поле, если бы в самой силе своей не таила слабости. Связанные только одной дисциплиной, лишенные чувства долга и воинской чести, люди без отечества и национальной гордости, будучи разбиты, потеряв стройность, рассыпались, превращались в стадо, охваченное единственным чувством страха за свою шкуру, и бежали, не считая бегство с поля битвы постыдным. Если же они одерживали верх над менее стойким противником, то проявляли истинно звериную жестокость к поверженному врагу.

Конницей своей Фридрих II гордился еще более, чем пехотой. Вынужденный наносить быстрые удары только из центра, король-агрессор нуждался в легких войсках, способных в короткий срок покрывать расстояние из края в край страны, к счастью для полководца не очень большой. Он не мог обходиться без конницы. Драгуны [95]– «ездящая пехота» – и конные гренадеры [96], не являясь изобретением Фридриха, занимали видное место в его войсках.

Фридрих II мечтал воевать конной армией, соединив в ней достоинства пехоты и кавалерии. Но мечта эта так и осталась мечтой. Ни вооружить, ни обучить достаточное количество кавалеристов у короля не было возможности: не хватало времени, не хватало и коней. Тем не менее он извлек из конницы все, что мог, стараясь подавлять пехоту противника быстротой и массой конной атаки.

Наименьшее значение король придавал артиллерии, хотя и знал, что в России усиленно занимаются улучшением пушек и готовят нечто неожиданное.

Фридрих II ввел в тактику некоторые новые, остроумные приемы. Построение его войск уже не было прежним – «линейным». Вместо атаки лицом к лицу Фридрих изобрел «косвенный порядок» боевого построения для удара под углом на избранный фланг противника; это вело к обходу неприятеля и разрушению всего его фронта. Вначале, пользуясь этим приемом, пруссаки одержали несколько побед.