Улья Нова - Хорошие и плохие мысли

Выбравшийся из яхты полусонный Йоргос жестом руки в перстнях увлекает внутрь, показывает висящие под потолком баллоны, ласты разнообразных размеров, кинжалы, протягивает фиолетового морского ежа. Он держит в руке шершавый шарик бледно-фиолетового цвета, с завораживающим мелким орнаментом белых крапинок, словно народный умелец смастерил его для ярмарки.

И вот, ветерок уже приятно ласкает спину, позади бухта и город, за яхтой летит с криком вьюга чаек, от носа рождаются волны – разрезанное, растревоженное море. Мимо с гудением проносятся на скутерах. Недалеко, вцепившись в парус, скользит по переливчатой, темно-серебряной и одновременно зеленоватой глади молодой человек на виндсерфинге с парусом в цвет французского флага. Мимо несется рыболовная лодка с сетями и тремя рыбаками, чьи лица грубоваты и коричневы от солнца.

Поверхность воды сверкает рассыпанными по ней кружками и полосками бликов. Картинка кажется неподражаемой и завершенной – мелкие волны, бело-голубое, тающее небо, солнце, ветер в ушах, скалы, поросшие пушистыми губками деревьев, островки, мимо которых летит яхта. И позади тянется неугомонный шлейф преследующих чаек.

Поверхность воды слегка рябит, отражает небо, кривым зеркалом – солнце и пузатые бока яхты. На плавки он натягивает черный с красными рукавами костюм и, сидя на низенькой скамеечке у борта, меряет ласты, наконец, подбирает подходящую пару и просовывает ноги в холодную сырую резину. Инструктор, немногословный, с мускулистыми волосатыми руками в закатанной до локтя и расстегнутой на груди клетчатой рубашке, специальным насосом подкачивает баллоны – темно-синие, с отсыревшей, облупленной краской. Другие пассажиры – компания немцев: девушка и два парня, – бодро натягивают костюмы, подбирают грузила для пояса, надевают как школьные рюкзаки баллоны с кислородом, выкрикивают что-то, толкаются, смеются. Немка заигрывает с инструктором, пожирая глазами его мускулистые волосатые руки. Ее спутники, ревнуя, молчат. Один из них пристегивает к ноге на уровни икр нож-кинжал на ремешке, другой вытаскивает из рюкзака маску и примеряет. У немки яркий голубой костюм, она не надевает капюшон, ее каштановые волосы как пламя треплет ветер.

Наконец, снаряжение завершено, немка шутливо обнимается с инструктором, яхта замедляет ход и почти останавливается возле очередного островка. Открывают дверцу на корме. Ныряльщики делают последние приготовления – надевают маски, поправляют ремешки баллонов, застегивают молнии на костюмах. Вставив в рот загубник, тяжело прыгнул в воду первый, потом второй, потом, игриво помахав инструктору рукой, прыгнула она. Грузными бакенами держались они на волнах, провожаемые вихрем пузырей скрылись, оставив бурлящую пену на поверхности, будто их и не было. И поверхность моря снова стала нетронутой, казалась приятно прохладной, в ее толще виднелись рыбы, подплывающие вдоль бока яхты, они ловили редкие крошки хлеба, которые бросал им чей-то ребенок с верхнего яруса.

Уже почти полдень, солнце взобралось на середину неба, пришел и его черед затягивать жесткий пояс, утяжеленный четырьмя грузилами. Сразу почувствовалась сила, тянущая вниз, захотелось присесть. Он опустился на скамейку у борта и затягивал ремешки на ластах. Вставать стало тяжелее обычного, грузы шатали в разные стороны, делая тело неповоротливым. На него надели жилет со множеством ремешков и трубок. Дали в руку непонятное приспособление с двумя розовыми кнопками. Рассеянно слушал объяснения этого бородатого инструктора с закатанными рукавами:

( Когда решишь опуститься глубже, жми большую розовую кнопку, а если захочешь всплыть – нажимай маленькую кнопку. Потренируйся.

Он машинально тренировался. За пятьдесят долларов его опустят на глубину, остальное их не касается. Будь он один, он делал бы все без спешки и паники, без насильственного преодоления страха. Сейчас он суетился, оттягивая время, выбирал маску из нескольких, висевших на большом крючке, теребил прорезиненный ремешок жилета, забыв, какая кнопка погружает, а какая помогает всплыть, надувая жилет. На плечи рюкзаком надевали баллоны, распутывали шланг загубника.

Дверь позади яхты распахнули. Яхта притормозила, он сел на ступеньку, погрузив ноги с ластами в холодноватую воду, инструктор усмехнулся и ободряюще похлопал его по плечу. Чьи-то руки с силой вытолкнули его в море. Он почувствовал резкий холод воды. Грузы, баллоны и жилет делали тело неповоротливым и тянули вглубь, ко дну. Он надел на глаза маску, небо покрылось туманом, крапинками и каплями. Вставил загубник в рот, нажал большую пластмассовую кнопку и начал неповоротливо и медленно опускаться в мокрую темную толщу воды, пересиливая желание моря выплюнуть из себя непрошеного гостя.

Темно. Сырость после дождя. Знакомые улицы кажутся чужими, как близкие друзья, вдруг, совершившие нечто неожиданное. Дома в темноте, в них люди, занятые своими делами. Он заглядывает в светящиеся окна контор, угадывает сквозь жалюзи девиц за компьютерами. В магазинчике цветов какой-то молодой человек ждет, когда продавщица закончит букет из оранжевых гербер. Кабинеты стоматологии, погребенные в подвалы домов, уже пусты. Он озирается на вывески и рекламы, поющие слово за слово вечерние песни:

«Давай играть! Я здесь, в городе, где-то совсем рядом. Ныряй глубже в город, беги по улице, собирай по частям мою улыбку, собирай из искорок фонарей блики на моих зрачках, из реплик прохожих собирай мои ласковые слова».

Косые слезы дождя на стеклах, капли, брызги хлещут на ветровку. На очках капли. В каждой отражается темная улица, мусорные баки, светлые пятна занавешенных окон, плевки фонарей, дома – соты огромного улья. В темноте слышен стук шагов. Взгляд, который бросила на него девица, ловившая такси, так напоминает взгляд человека, которого он искал, нырнув в сырость и дождь вечернего города. Почуяв аромат знакомых духов, он быстро пошел на него по улице и набрел на раздавленный кем-то пузырек. Поднял черепок с разодранной этикеткой, а по каменной мостовой были слышны отдаляющиеся шаги. И обрывки смеха. Кто-то манил его за собой, а сам убегал.

Большие пузыри и боль в ушах, словно кто-то сильными руками сдавливает голову. Большие пузыри, это выдох, они летят мимо глаз, прикрытых маской. Тело легкое и невесомо – расплавленное, охлажденное под синтетическим комбинезоном, вибрирует мелкой дрожью. Трудно идти по дну, легче ползти на четвереньках, покачиваясь, опираясь на руки. Хочется выплюнуть загубник и рвануться вверх, так непривычно дышать ртом. Кажется, в любую минуту что-то может сломаться, и глотнешь воды. Когда он уходил в темную мокрую глубину, казалось, нечего терять, будь что будет, ко всему готов. Маска давила на брови и скулы, приходилось, отчаянно выгибаясь, сливать воду, просочившуюся туда. Воду, давившую на уши до нестерпимой боли. Воду, окружавшую со всех сторон, воду, к которой было так трудно привыкнуть. Стайка прозрачных маленьких рыбок окружила его и на почтительном расстоянии изучала это новоявленное морское чудо. Он попытался погладить одну из них, и стайка, должно быть, издавая неслышные рыбьи песни, упорхнула прочь.