Галина Булахова - Волки

– Слушай, дед, ты всё не можешь забыть им свою Сильву! Да и не знаешь ты наверняка, загрызли волки твою собаку, или она просто пропала или замёрзла где-то.

– Это я не знаю?! Да я её три дня искал! Да и не та это собака, чтобы взять и пропасть.

– Ладно-ладно, не кипятись. Уже пять лет прошло, а ты всё её вспоминаешь.

– Такой собаки, как Сильва, у меня никогда не будет! Да и щенки у неё тогда были. Должна она была, хоть полуживой, но приползти.

Дед вытер скудную слезу, накатившуюся из прошлого.

– Успокойся, дед, ты уже расплатился за неё, и не раз. Сколько волков на тебе? А волчат? Помнишь, тогда из логова приволок? Как их ты только нашел? А, помнишь, сколько тебе за них отвалили?

– Не помню уже.

– Зато я помню. Давай наливай. Ты, почитай, тогда дней пять бухал.

– Ты мои деньги не считай, – огрызался дед, наливая по стаканам самогон.

– Я и не считаю. Так, к слову пришлось. Ты закусывай, закусывай, капустка отменная получилась. Сам солил. И чего мы всё грыземся?

– А помнишь, – не унимался дед, – Петьку-дурочка они загрызли.

– Ну, вспомнил! Это когда было? Почитай лет пятнадцать прошло. Если бы Петька был нормальным на голову, он не попёрся бы один в лес. А так одно слово – Петька-дурачок. После этого случая сразу волкам приговор прислали: «Перестрелять всех до одного». Вот ты мне одно ответь, дед, почему не призывают перестрелять бойцовских собак, свиней, крыс? Количество жертв, которых не меньше, чем волчьих.

– А автомобили?

– Что автомобили?

– Под их колёсами, сколько гибнет людей? Вот если автомобили взяли бы и «перестреляли»?

– Ну, ты хватанул.

– Автомобили склепать новые, не проблема. А вот волка, как и другое животное, на заводе не «склепаешь».

– Ну, здесь ты прав.

– Вот я и говорю, не волков надо уничтожать, а браконьеров. Вот где они у меня! – сделал характерный жест рукой Кузьмич и налил еще по рюмочке, выпил и вдруг рассмеялся.

– Ты чего, Кузьмич?

– Понимаешь!.. Я!.. Я должен, охранять вот этот весь заказник!.. Понимаешь, дед, я, один, весь заказник!.. А чем? То есть на чём? Вот на этом «уазике»? Пойдём! Пойдём, дед, я тебе его покажу, – говорил Кузьмич хорошо уже подвыпившему деду Василию, сам пребывая почти в таком же состоянии.

– Я чё, не видел твой «уазик»!?

– Ты знаешь, какого он выпуска?

– Нет, не знаю.

– Он 1986 года, понимаешь?

– Понимаю, – говорил дед, разглядывая пустой стакан.

– Что ты понимаешь? У меня он только 8 лет. А остальные? А остальные где он был?

– Где? – при этом у него было озабоченное выражение лица.

– В эксплуатации охотничьего управления – вот где, – почти шепотом сказал Кузьмич.

– Да ты что-о-о? – глаза у деда округлились, как будто он узнал великую тайну всех времён и народов. Дед икнул и налил только себе.

– Так ты можешь представить, что от него осталось? А? Пошли, я тебе всё-таки покажу.

– Не, не пойду.

– Пошли, если ты меня уважаешь…

– Уважаю, но не пойду, – при этом его глазки часто заморгали. – Я лучше пойду домой.

Он попытался встать, но притяжение табуретки оказалось сильнее. Ещё раз, посмотрев на Кузьмича, дед уронил голову на стол, пробурчав что-то невнятное. Кузьмич посмотрел на него, затем на Гаврюшу, погрозив ему пальцем, положил постановление в карман, конверт великодушно оставил на столе для него, вздохнул, встал, накинул телогрейку на плечи и вышел на крыльцо. Был уже вечер. Он вдохнул морозный воздух полной грудью. Там, далеко-далеко, виднелся лес, покрытый снегом, в котором, кипела жизнь со своими страстями. Из-за приоткрытой двери вышел кот Бакс, запрыгнул на перила и сел рядом, громко замурлыкав. Он погладил кота. Кузьмичу много хотелось ещё сказать деду Василию, вернее пожаловаться. Как говорится, накипело!

– Как можно жить на такую зарплату? А, Бакс? Тебе хорошо, валяешься, сытый целый день, то на печке, то на кровати. А тут думай, где чё взять! Платят копейки. Везде за всё надо платить. – Он закурил. – А еще надо помогать дочке Валентине с внуком Алёшкой. Пришлось заняться пчеловодством, таксидермией. Всё-таки чучело косули – месячная зарплата. А ты что с чучелом тетерева сделал? А? У-у-у, морда кошачья, – он ласково ткнул кота в лоб пальцем. – А браконьеры? Что я могу!? В крайнем случае, записать номера документов. А для составления протокола нужны два свидетеля. Где их взять в лесу? Легче волка поймать, чем браконьера наказать. – Он сплюнул, аккуратно затушил сигарету и зашёл, запуская Бакса в хату. За столом всё также мирно посапывал дед. Кузьмич налил себе остатки самогонки, сделал глубокий выдох и выпил. Подкинул дров в печку, лёг в кровать и сразу провалился в глубокий сон.

Проснулся Кузьмич и сразу взглянул на стол. Деда за столом не было. Конверт был разорван вороном в мелкие клочки. Он собрал их и выкинул, думая:

«Ну и хорошо, что ушел. Не помню, говорил ему или нет, чтобы он молчал пока о постановлении? Народишка обнищал, каждый, кто себя считает маломальским охотником, захочет деньжат срубить на волчьей шкуре. Где я им волков возьму? Правда, есть одна стая, но она очень далеко забралась. Живёт, никому не мешает. Правда, и охотников поблизости раз – два и обчёлся. Но всё-таки были.

«Неймётся, этому людскому племени кровавую бойню устроить». Кузьмич резко сплюнул. «Фу ты, как голова трещит! Соблазнил-таки дед своей самогонкой».

Кузьмич вообще-то практически не пил. Но иногда позволял себе, как говорится, когда накатит.

Он выгреб золу, принёс дрова и разжёг заново печку. Огонь разгорелся, весело треща. Кузьмич поставил чайник на огонь, накинул на плечи телогрейку и вышел на крыльцо. Закурил. Взгляд его, ни на чём, не останавливаясь, спокойно скользил: по двору, по ограде, по замерзшему озеру, за которым виднелся лес. Думать не хотелось ни о чём. Вдруг его внимание привлекла группа мужиков, которые шли, возбуждённо о чём-то говоря. Наконец, Кузьмич различил там деда Василия и еще троих: один был из охотнадзора, Матвей Степаныч, и двое местных, Иван Матюхин и сын его Прохор.

Кузьмич зашел в хату, качая от негодования головою: «Растрезвонил, старый хрен! Эти Матюхины, охотнички без царя в голове». Кого-кого, но только не их ему хотелось видеть. Он снял чайник с печки, насыпал чаю в заварной чайничек, залил кипятком. Посмотрел в окно: они уже стояли около его калитки. Вышел на крыльцо:

– Чем обязан столь знатным гостям?

– Ты это!.. Пригласи нас в дом, что ли, – говорил дед Василий, оглядываясь на Матвея Степаныча.

– Ну, заходите.

– Ты это!.. Рысь свою убери!

– Что, испугались, охотнички?

Берта как чувствовала. Она стояла у калитки, в оборонительной позе, резко мяукая.

– Забери свою рысь! У нас к тебе есть очень серьёзный разговор, – говорил Матвей Степанович, косясь на неё.