Сергей Сакадынский - Песня последнего скальда

– Много ли?– Усмехнулся Станимир. – Много ли тех людей?

– Я уже собрал рать.– Сказал Вадим,– со мною пойдут дружины

шестерых вождей, что стоят сейчас в Ладоге.

– Много ли толку от них?!– Выкрикнул кто-то из толпы.

– И то!– Подхватил другой, – Подумал бы, прежде чем на рожон лезть!

Вадим зло оглядел вече, и все притихли под его колючим взглядом.

– Слепцы вы!– Крикнул он.– Думаете задобрить свеонов дарами? Глупцы! Ведь только мечем их угомонить удастся!

– Мало проку в мече, коль голова пуста. -Сказал Станимир. -На моей памяти мы пятерых вождей от Ладоги отбили, а что толку. Убьем одного, а за ним другой идет следом.

– Вот-вот!– Подхватил Злотолюб.– Нынче-то у северян ссоры да раздоры, а как устанут они друг друга железом потчевать? Тогда что?

– Тогда я и мои люди за себя слово скажут. -Огрызнулся Вадим.

– Купцы да горожане воевать не пойдут.– Твердо сказал еще один воевода, Святомысл.

– Не в обиду тебе скажу, Вадим, не обессудь, – молвил Гостомысл, – да только ты со своей дружиной ты горазд лишь купеческие корабли добывать да чужие села грабить. На большую рать сил у тебя маловато. Вспомни: в минувшее лето дважды раздрался ты со свеонами и дважды они тебя побили. А последний раз что с тобою сделал Рюрик-князь?

Рюрик – вот как называли они Хрёрека-конунга!

– Не моя в том вина! -Бросил Вадим. А потом спросил уже спокойнее: – что же делать тогда?

Гостомысл понурил голову и долго молчал, а потом распрямился и сказал твердо:

– Рюрика звать надо!

И глянул на Вадима – что тот ответит?

– Рюрика?!– едва не задохнулся тот.– Вора и разбойника?! Злодея заморского?! Да он первый нас свеям-то продаст!

– Наши братья свеев с его помощью побили!

– Мне-то что? Мне с ворами не знаться!

– Вот что, други, позовем Рюрика и его вождей на совет, а там вместе и порешим, как быть.

– Верно!– Подхватили воеводы.– Звать Рюрика!

– Да вы что!? – Вскричал Вадим.– Звать урманина, чтоб он нас от урман оборонил? Кликать волка, чтоб он берег овец от других волков?

– Лучше один волк, чем целая стая! -Крикнул Злотолюб.

– Зерно,– Сказал Гостомысл. – Молчи, Вадим! Велика наша беда а ты еще хуже сделать хочешь. Ладожане! Хотите ли послать к Рюрику помощи просить?!

– Хотим!– Загудело вече.

– Да уж,– процедил сквозь зубы Вадим,– вам бы только чужими руками воевать!

– Будем посылать к Рюрику,– Молвил Святомысл,– Пусть идет в Ладогу.

– Пусть идет в Ладогу!– Передразнил его Вадим. – А не много ли будет двух князей в одном городе?

– Не о двух князьях речь,– Возразил Гостомысл.– Мало нам в городе одной дружины, вот и хотим призвать еще одну.

– Опомнитесь, люди! Под ярмо пойдете!– В последний раз попытался перетянуть вече на свой бок Вадим. Да только его уже никто не слушал.

– Уходи, Вадим! – Зашипел Злотолюб.– Не тебе нам дорогу заступать! Ты нас всех на погибель завести хочешь, оттого, что властью своей поступиться боишься.

И напрасно пытался спорить молодой князь – голос его потонул в людском шуме, затопившем площадь.

Вот так случилось, что были посланы послы за Хрёреком-конунгом, и что Вадим разругался со всеми ладожанами.

А когда шел я с вечевой площади, довелось мне вновь увидеть того слепого певца, что пел на праздничном пиру у Вадима. Старик сидел на бревне около забора, а вокруг него собрались отроки из княжьего терема, праздные прохожие и много еще всякого народа. А пел он теперь не веселую застольную песню, а что-то грустно-печальное, и люди слушали его, в молчании склонив голову.

Узловатые пальцы старика пробегали по струнам, заставляя дрожать их звенящей дрожью; и я услышал его хриплый глухой голос:

… Где стояли дома, там чернеет прах,

где цвели луга, там клубится дым,

там, где плуг ходил, ходит смерти меч…

Я подошел поближе и остановился, слушая. Когда же старик кончил петь, и те, кто стоял рядом, и другие, идущие мимо, стали бросать ему кто серебряную застежку, кто резаную восточную монету, а иные подносили кусок пирога или еще какую снедь. Мальчишка-поводырь, седевший у ног певца, проворно собирал щедрые подаяния и складывал их в большой дорожный мешок.

Какая-то девушка, небогато и просто одетая, выбежала из соседнего двора и подала старику ковш холодного кваса. Покуда гусляр пил, я слышал, как она спросила:

– Хорошо ли тебе живется, дедушка ?

Старик поднял на нее незрячие глаза, ответил слабым голосом:

– Мы все хорошо жили в нашем краю, покуда не пришли к нам рыжеволосые люди на длинных кораблях.

– Откуда же ты идешь, старик? – Спросил кто-то из только что подошедших гридней?

– Иду я издалека, брожу по свету с того самого дня, как злые северяне сожгли мой дом и увезли за море всех моих родичей.

И многие тогда вздрогнули от этих слов, потому что там, на реке все еще стоял на якоре черный дракон заморских гостей.

– Давно ли это было?

– Давно… Двадцать, а может и тридцать лет назад… Повесне, когда таял лед… Тогда-то и явился к нам под Изборск-град северный гость Трувар-конунг…

Старик снова тронул струны к пропел тихо дрожащим голосом:

Выплывает змей из морских пучин,

из морских пучин, из далеких стран.

То урманский змей, страшный зверь морской.

Выползает он на озерный брег,

на озерный брег, на сырой песок,

он несет беду на своих крылах…

И словно вдруг зашумели в моих ушах весла кораблей-драконов и закачались перед моими глазами их оскаленные змеиные пасти… А старик все говорил, и говорил он о том, как Трувар-конунг пожег их край и долго сидел в нем, собирая дань.

– Не захотели наши старейшины откупиться от гостей заморских,– нараспев говорил он,– вот и поплатились за неразумность свою

– Отчего же так получается? – Молвил один отрок.– Каждую весну поселянин выходит в поле, пашет, сеет, после собирает урожай -все сам. Так зачем же должен он. отдавать часть своего зерна на прокорм разбойнику-чужестранцу?

– Потому что, если он не отдаст часть, то придут урмане и заберут все.

– Так перебить их! Перебить всех, до единого!

– Коли перебить всех – придут другие, еще более жадные. Это как трава сорная – ее нельзя вырвать с корнем, все равно прорастет заново с еще большей силой.

Я дальше слушать не стал – не мог слушать. Повернулся и пошел к своим на подворье. И неспокойно было у меня на душе, словно широкие крылья беды накрыли меня своей черной тенью.

А тут еще сбежали два ирландских раба, которых Тригвальд выменял в Лимерике на вино и дорогие шкуры. К счастью, с собой они никакого добра не прихватили.

Рассерженный Тригвальд прицепил к поясу меч и, взяв с собой Колгрима, отправился к Гостомыслу требовать сыска беглецов, а солнце в то время уже стало клониться в сторону заката, и я думал снова пойти в старое капище. Да не сложилось.