Анатолий Курчаткин - Бабий дом

– Ой, боже мой, спасибо! – воскликнула она, утыкаясь носом в преподнесенные цветы, хотя это были гвоздики и пахнуть они никак не могли. – Спасибо, Евгений Анатольевич!

Евгений Анатольевич пробормотал что-то вроде того, что хотел розы, но роз нигде нет, Нина Елизаровна остановила его: «Да ну что вы, прекрасные цветы!» – однако и после, пока раздевался, попытавшись даже снять ботинки и остаться в носках, Нина Елизаровна все время чувствовала в нем ту скованность и неестественность движений, которые присущи обычно застенчивым от природы и мягким людям, когда они приходят в незнакомый дом, да еще тем более к женщине.

– А-ага. Вот, значит, где вы живете! – сказал Евгений Анатольевич, окидывая взглядом комнату.

– И как! – со сдавленным смешком прокомментировала Нина Елизаровна. Скованность Евгения Анатольевича сковывала и ее. – Не роскошно, знаете, но я считаю, счастье не в том, чтобы в роскоши… У меня две дочери, обе уже взрослые… и у нас у всех троих хорошая, любимая работа, и мы все трое дружны… вот это, знаете, всего дороже. В этом и счастье. Я так считаю.

Евгений Анатольевич с улыбкой смущения на лице согласно закивал:

– Я так, когда вас увидел… когда вы нашу группу повели. я так и подумал: вот сразу видно, подумал, счастливый человек. На лице у вас это было… И загадал, такая идиотическая привычка с детства, ничего буквально без загадывания не умею делать, загадал, в общем: если вы на меня за экскурсию три раза взглянете, я к вам подойду.

– Но почему же именно потому решили, – в голосе Нины Елизаровны прозвучала несколько тревожная недоуменность, – почему решили подойти именно потому, что я вам показалась счастливой?

– Да почему… – Евгений Анатольевич мало-помалу справлялся со своим смущением, и первоначальной скованности оставалось в нем все меньше. – Да потому что счастливый человек – красивый. Не довольный жизнью, сытый… а как раз так вот, как вы: счастливый работой, семьей. Я, конечно, не знал, не надеялся особо, что вы… ну, свободны, в общем… но я надеялся. Ведь должно же человеку, когда ему не везет в жизни, ну вот в этом как раз… должно же в конце концов повезти…

Нина Елизаровна положила цветы на пустой обеденный стол с четырьмя задвинутыми под него стульями и спросила с поддразнивающе-призывной улыбкой:

– И как вы считаете: повезло?

Когда моложавая, хорошо сохранившаяся пятидесятилетняя женщина хочет понравиться, и не просто понравиться, нет – обворожить, она умеет заставить своего сверстника увидеть ее юной и волнующе прекрасной, словно бы лишенной груза всех прожитых ею лет.

Евгений Анатольевич неуверенно ступил вперед, Нина Елизаровна вся подалась к нему, и он протянул к ней руки, сделал еще шаг:

– Мне каже… – и зацепился ногой за умывальную раковину, станцевал в воздухе корявое, неуклюжее па, чудом лишь удержавшись на ногах. – Черт! – вырвалось у него, и он сконфузился.

– Ой, боже мой! – испуганно воскликнула Нина Елизаровна. – Вы не ушиблись?

– Да пустяки… – Евгений Анатольевич страдал не только от своей неловкости, но и оттого, что не сумел замять ее какой-нибудь шуткой, ругнулся, сконфузился вот – и все испортил.

– Ну, слава богу! – Нине Елизаровне тоже было неловко, что у нее тут, едва не посередине комнаты, лежит эта раковина. – А то уж я… Знаете, купили вот, нужно в ванной комнате поменять, та протекает, пластилином, знаете, трещины замазываем… и вот лежит здесь, чтобы на виду, знаете, да некуда больше. У меня, знаете, бабий дом, четверо – и все женщины, это пустячная, наверно, работа – раковину поменять, но если бы мужские руки в доме…

Евгений Анатольевич понял это как намек. И с радостью отозвался, тем более что ему хотелось поскорее исправить впечатление о себе:

– Я с удовольствием! Для вас, Нина… Я вообще не боюсь никакой работы. Там разводной ключ нужен. Есть разводной ключ у вас?

– Женя! Ну что вы! – Нина Елизаровна от души рассмеялась. – Какой разводной ключ? У меня-то в доме? У нас отвертки нет! Давайте кофе пить, – меняя тон, предложила она. – Вы пьете кофе? – Евгений Анатольевич молча кивнул. – Чудесно! Видите, как чудесно назначать свидания по утрам – можно пить кофе и не бояться, что потом не уснешь.

Говоря это, она быстрым шагом пошла к двери в прихожую и на ходу легким касанием дотронулась рукой до его плеча. Евгений Анатольевич торопливо повернулся вслед ей, попытался схватить ее руку, но Нина Елизаровна не далась.

– Одно мгновение! – Улыбка словно пропорхнула по ее лицу.

Евгений Анатольевич остался в комнате один. Проводив взглядом исчезнувшую Нину Елизаровну, он первым делом глянул на умывальную раковину у себя под ногами. Глянул и сокрушенно вздохнул. Подошел к журнальному столу, взял яблоко из вазы, провел по его круглому боку рукой, будто погладил, и положил яблоко обратно. Повернулся, заметил медвежью голову с ружьем, подошел к дивану вплотную и так и впился в ружье глазами.

За этим занятием – разглядыванием ружья – его и застала Нина Елизаровна, вернувшись в комнату с кофейником.

– Прошу! – позвала она Евгения Анатольевича к столу.

– Какое у вас ружье, Нина! – не отходя от дивана, лишь повернувшись в ее сторону, с восторгом сказал Евгений Анатольевич. – Я не охотник и не разбираюсь, но у меня есть приятель, и у него подобное, старинное еще, так ведь ему цены нет!

Нина Елизаровна поставила кофейник на стол и разогнулась.

– Это папино, от него осталось. А ему еще до моего рождения в награду за что-то вручили. В детстве знала за что, сейчас забыла.

– А что отец… он у вас кем был? – Евгений Анатольевич проговорил это с невольным почтением в голосе.

Интонация его доставила Нине Елизаровне удовольствие.

– Да, вы правильно догадались. Он в нескольких книгах о гражданской войне упоминается. Он мамы на пятнадцать лет старше был. Но она была с ним счастлива. Несмотря ни на что…

Слушая ее, Евгений Анатольевич потянулся к ружью, чтобы снять его, и Нина Елизаровна перебила самое себя:

– Не трогайте, вы что! А вдруг заряжено? Оно тут висит и висит… а вы ведь не понимаете!

Боясь разбудить мать, Нина Елизаровна говорила негромко, но все равно слова ее прозвучали окриком, и Евгений Анатольевич судорожно отдернул от ружья руки.

– Да-а, действительно… простите. А почему вы сказали «несмотря ни на что»? Счастливы, несмотря ни на что…

– Да жизнь потому что ей выпала, знаете ли… – Нина Елизаровна подосадовала про себя, что так резко одернула Евгения Анатольевича, когда он хотел снять ружье. – У папы трое детей от прежней жены, всех пришлось растить, да я еще появилась. И всё по гарнизонам. Из гарнизона да в гарнизон. Ни института, никакой другой личной жизни… Но папа такой был… наверно, с ним и я бы могла так. Наверное. Не знаю. Все-таки мама, знаете, еще других была представлений о жизни… – Она умолкла, молчала мгновение, все продолжая досадовать на себя, и решительно переступила через недовольство собой, как бы встряхнулась внутренне, спросила: – Ну, будете пробовать мой кофе?