Михаил Сухачев - Там, за чертой блокады

– Ну-ка, дружок, раздвинь ягодицы, нет ли у тебя ущемления прямой кишочки?

– Виктор, быстро спустись! – Нелли Ивановна устало прислонилась к вагону. – Пойдем со мной!

– А мы? – спросила Эльза.

– Вы? Немного позже.

Витя послушно выпрыгнул из теплушки.

Она крепко сжала его локоть.

– Ты можешь вести себя по-мужски, ну, скажем так, стать примером выдержки для других?

– Нелли Ивановна, я ничего не понимаю, что-нибудь случилось?

– Да, да, я сама волнуюсь, говорю что-то не то. Словом, мама твоя жива.

– Как – жива? Я в дворницкой держал ее пальто, в кармане нашел паспорт и бумажку с адресом, написанную мной. И дворничиха сказала, что сама помогала дружинницам погрузить ее, мертвую, на полуторку.

– Виктор, все не так, и мама твоя жива, сидит здесь и ждет тебя! – замотала головой директор.

…Они подходили к сидящим. Нелли Ивановна почувствовала, как Виктор стал замедлять шаг, все сильнее сжимая ее руку, пока не остановился в двух метрах от женщины.

Директор подтолкнула Виктора вперед, к матери.

– Ну вот, Алексеевна, принимайте сыночка, здорового и невредимого, – нарочито весело объявила она.

Немая сцена узнавания длилась какие-то секунды.

– Ма-а!

Виктор кинулся к матери и, уткнувшись ей в грудь, зарыдал.

Плакали все окружающие, не сдерживая слёз и всхлипываний. Плакали и подбежавшие ребята, не ставшие ждать директорского «немного позже».

Далеко за полночь с разрешения Нелли Ивановны Виктор пошел к матери домой.

…Рано утром мать с сыном подошли к вагонам.

– Подождем, – тихо сказала мать, – пусть поспят. Из-за меня поздно легли.

Дверь первого вагона стала медленно отодвигаться, и в проеме показалась директор.

– Я давно не сплю: от забот трещит голова. Ты как, Алексеевна, с нами поедешь или заберешь Виктора?

– Куда ж я денусь от вас, вы же теперь для меня самые родные!

Станция Асино оказалась железнодорожным тупиком. Это значило, что перецеплять вагоны, переформировывать поезд просто бессмысленно. Кончилась вагонная эпопея, вымотавшая взрослых и детей. Только сейчас по-настоящему пришло осознание необъятности матушки России, месяц мелькавшей в проеме двери под стук вагонных колес. А нынешнее состояние радовало возможностью ходить, бегать, сидеть, лежать, не ощущая вздрагивания на стыках рельсов.

Маленький маневренный паровозик «Овечка» подтолкнул четыре вагона ленинградского детдома номер 21 до тупика, где рельсы «загибались в небо». И тотчас к прибывшим подошла женщина средних лет.

– Могу я увидеть директора детского дома? – спросила она у Нелли Ивановны.

Опыт, полученный директором во время многочисленных встреч с чиновниками разного пола и возраста, заставил ее насторожиться. Поэтому она сухо ответила:

– Я и есть директор, Лялина Нелли Ивановна.

– Председатель исполкома Асиновского района Овчинникова Галина Андреевна. – Слегка улыбнувшись, женщина подала руку: – Будем знакомы!

Они не спешили отпускать руки, словно пытаясь через рукопожатие изучить друг друга и предугадать, как будут складываться их отношения: сугубо формально или на основе симпатии и взаимопонимания.

– Представляю, как вы устали от дороги. Мне это понятно: я сюда приехала из Одессы, – сказала Галина Андреевна.

– Ну тогда нам легче будет понимать друг друга, – тоже улыбнувшись, заметила Нелли Ивановна. – С чего начнем? Где наша обитель?

– Вы знаете, Томский облоно [9] Облоно́ – областной отдел народного образования. дал распоряжение объединить вас с Воронопашенским детдомом. Там живут местные беспризорные дети, в возрасте от трех до шестнадцати лет. Старшие ребята настоящие воры, хулиганы. Они сбиваются в шайки, терроризируют местное население, дерутся между собой и с местными ребятами. Воспитатели их боятся, да они их и в грош не ставят. Страшно подумать, что будет с вами. Скорее всего, они даже не знают, что такое блокада Ленинграда. Я сама приняла решение разместить вас в школе в деревне Ягодное, что в сорока километрах отсюда, ближе деревни нет. Конечно, хорошо бы оставить вас здесь, все-таки районный центр. Но вчера у нас отобрали еще одно здание школы под артиллерийские курсы. Потом, у вас маленькие дети, им лучше, здоровее в деревне, чем здесь. Посмотрите, все здесь загажено паровозной гарью. Детей даже некуда будет вывести на прогулку. Сегодня все переберетесь в райисполком, переночуете, а утром придет обоз в пятнадцать телег. Я распорядилась, чтобы вас в Ягодном встретил председатель колхоза и помог устроиться.

Маленькие дети на все происходящее смотрели с удивлением. Большинство из них лошадку видели только на картинке, а тут вон их сколько, и все они что-то жуют, машут хвостами, фыркают! И пахнут как-то незнакомо, по-особому. А когда обоз тронулся, малыши завизжали так, словно их посадили на карусели в ленинградском ЦПКиО имени С. М. Кирова.

Вскоре повозки втянулись в чащу леса, и взрослые и дети с трепетом рассматривали огромные стволы кедров, пихт, лиственниц, елей. Это была настоящая сибирская тайга, о которой они читали, не осознавая на самом деле ее размеров и величия. Глядя на хвойные деревья и их кроны, уходящие высоко вверх, ленинградцы ощущали себя лилипутами, затерявшимися у подножия этих гигантов.

Весь путь сопровождался дурманящим запахом кедровой смолы.

Несмотря на солидные размеры одноэтажной бревенчатой школы, всех детей разместить в ней не удалось. Директор с надеждой смотрела на председателя колхоза. Тот задумчиво молчал. Потом, махнув рукой, скомандовал:

– А, заселяй соседний дом! Это изба печника-скитальца, которого видели здесь еще до начала войны. Может, помер – ему лет, поди, за девяносто, – а может, волки съели где-нибудь на таежной тропе, при переходе из одной деревни в другую.

Дом заселили старшие ребята. Им это очень понравилось: подальше от начальства, слабее контроль, да мало ли что – поспорили, подрались. Зачем вмешиваться воспитателям, когда самим можно разобраться.

Но директор была другого мнения.

– Нехорошо, Савелий Никитич, – сетовала она, – далеко ото всех, трудно следить за порядком.

– Какой тебе еще порядок? – удивился тот. – Ты что, лоботрясов из них хочешь сделать? У них должен быть один порядок: поднялись с первыми петухами – и за работу. Делов-то у вас невпроворот. На днях дам лошадей, коров и прочую живность. Сена нужно тьма…

– Зачем нам тьма? – перебила директор. – Подушки и матрасы уже набили соломой…

– Так чем же ты скотину кормить-то будешь? – удивился председатель. – Макаронами, что ли?