Владимир Круковер - Попаданец в себя, 1970 год

Он предназначен для нанесения ракетно-бомбовых ударов в простых и сложных метеоусловиях, днем и ночью, в том числе на малых высотах с прицельным поражением наземных и надводных целей. Совершенно уникальный был и будет самолет.

И вот на фоне этих достижений – жирная тетка, трясущая дряблыми телесами на столе в моей, столько любовно обставленной и оформленной квартире.

А недавно крошу салат, как люблю – огурцы и помидоры меленько, две редиски потом немного лучка, перец, соль, каплю растительного масла (лучше оливкового) и много сметаны. А она:

– Опять у тебя овощи в сметане утонут, кто так салат делает!

И не вопросительного, а по-Брежневски – гаркнула.

А меня уже с должности снял её папаша, и я еще не знаю куда попаду. Я и говорю:

– А иди-ка ты…

– Куда? – падла спрашивает.

– К Игорю Эмильевичу! – отвечаю.

Затихла. А потом собралась быстренько и ушла. Вернее уехала. В середине 1970 года как раз начнется серийное производство советского автомобиля ГАЗ-24 «Волга», самой массовой легковой модели Горьковского автозавода. Ну и Галина Леонидовна, естественно, уже ездила на опытном образце, который папаша ей передарил. Между прочим до прекращения выпуска в 1992 г. с конвейера сойдет полтора миллиона этих прочных м выносливых «утюгов». Я помнится в первой жизни после пассата пересел на двадцать четвертую – едва справился с управлением.

Но перейду к нашим милицейским будням. Как уже говорил, кооперация вместе с индивидуальными умельцами вновь, хоть и не в полной мере, вернулась в страну – спасибо Косыгину и мне. Все же именно я убрал главных противников этого развития – Суслова и Андропова. А вместе с ними массу помощников из их «группы поддержки». Сам же Брежнев в отличии от Хрущева имел мнение только коллективное. Индивидуальностью и смелостью решений мой тесть не обладал, чем и удобен был партийной элите. Не зря ж его, впавшего в маразм, продолжали использовать в роли советского лидера, хотя давно уж решали и руководили государством совсем иные люди.

Итак, я от агентуры узнал, что Карьков купил дом в деревушке недалеко от Ярославского шоссе, поближе к охранной зоне Лосиного острова. (Забавно, но со временам там появится улица Красной Сосны, а на ней возникнет в двухэтажном доме издательство Вече, куда я буду скидывать свои рукописи по приличному для двухтысячных годов гонорару). Вообщем, в пятнадцати минутах быстрой езды от ВДНХ была деревушка, а там – дом будущего свирепого вора и убийцы…

Мы остановили машины, не доезжая до деревушки… Впрочем, посмотрите задержание опергруппой бандитов в любом сериале – их после девяностых появится во множестве – и вы составите представление о четком и жестком захвате преступников МУРовцами.

Удивительно другое, по пути я вспомнил, что банда Монгола в моем времени начала подрабатывать даже заказными убийствами. Память попаданца причудлива! На дворе были застойные времена, люди не понимали, что существуют профессиональные убийцы, которые убивают за деньги. Но это происходило, и таким киллером был член банды Виктор Аникеев по прозвищу Битумщик. Он получал настоящее удовольствие от убийства. Причем чем изощреннее оно было, тем большее удовольствие получал Битумщик, являющийся по своей сути психопатом-садистом.

И вот я в этом времени, в шаге от брежневского застоя, а Битумщик бежит огородами, сшибая чахлый плетень, после крика кого-то из банды: «Битумщик, беги!» Он единственный находился не в доме, и я видел в окно его спину.

Мозг попаданца нельзя назвать нормальным. Как и поведение. По логике я не мог так быстро и так удачно устроиться в Москве. По той же логике я никак не мог бы почти мгновенно войти в окружение Брежнева. Но все это случилось и объяснить подобные чудеса может лишь то, что попаданец не только вне времени, а в моем случае и против его течения, но и всесторонне инороден. Он по иному двигается, думает, планирует. Он не считает Андропова кем-то великим или кем-то нужным. Для него этот Андропов просто исторический персонаж, кукла из давно сыгранного спектакля. Желая подвинуть, убрать эту виртуальную для него личность, он делает то, что нормальный человек этого времени и помыслить бы не мог.

Поэтому я просто выстрелил в спину этому абстрактному злодею из прошлого, а когда тот упал и начал корчиться, добил в затылок. Благо, ТТ не «Макаров», которым давно оснащена вся милиция. Признаю, он безопасней и останавливающий эффект его пули почти такой же, как у Тульского Токарева, зато не пробивает цель насквозь. Но ТТ имеет длину ствола 116 мм, в то время как ПМ имеет длину ствола только 93,5 мм… ТТ лучше. «Макаров» – это какое-то недоразумение, а не пистолет. Гарантированно попасть только себе в висок в упор можно.

С другой стороны милиционерам этого времени вовсе не приходится постоянно стрелять по далеким целям, в семидесятых участковые вообще носят в кобуре бутерброд или документы. Но у нас в МУРе есть выбор, слава господу.

– Эй, – недоуменно окликнул меня старший, – ты это зачем? Он нам живой был нужен. – Владимир Федорович Корнеев, несмотря на высокую должность, часто ездил на операции вместе с группой. И для него, прошедшего фронт, поступок подчиненного был отчасти понятен, но не логичен. – Ты его и так в позвоночник зацепил, он безвреден был, даже если б выжил, а мог что интересное сказать на допросе.

– Этот не мог, – ответил я, – он по моим данным простая шестерка – штатный палач. Пленных мучить, да убивать кого-то по наводке – вот и все его функции. Вот спросите кооператоров, кто их мучил.

Уже освобождении жертвы банды сидели на диване и наш эксперт пытался оказать им первую помощь. Один выглядел ужасно, а второй был почти в форме. Видимо Битумщик пытал более мужественного, чтоб сломать слабого – старый прием палачей и следователей.

– Да, – вмещался пострадавший меньше, – он вот ему и ногти вырывал, и зубы спиливал, и, простите, яйца плоскогубцами щемил!

– И все так, Владимир, – надо быть сдержанней, мы не палачи, мы советские милиционеры. А его и так бы приговорили к расстрелу.

– Простите, – Владимир Федорович, – сказал я. – Но я как увидел этого пострадавшего, а я же знал, что у них пытает этот Битумщик, ну не выдержал. Теперь понимаю, что зря – пусть бы помучался перед смертью, гаденыш!

– И это не правильно, – сказал начальник, – поверь моему опыту разведчика. Никаких эмоций во время оперативной деятельности. Эмоции мешают логике, а она для оперативника должна быть на первом месте. Логика и расчет с холодной головой, как учил Дзержинский. Смелость, преданность, чистые руки – это все правильно, каждый из нас таков, но в работе голова без эмоций. Понял?