Семён Афанасьев - Младший сын 2

– Теперь посчитай, сколько таких перчаток из одной шкуры можно наделать. Или меховых курток, не знаю слова по-вашему. Или одежды из дублёной кожи, я в магазине видел – они у вас очень дорого стоят.

– А у вас они что, бесплатно? – смеётся Лола.

– В сравнении с вами – почти… Мы им раньше шкуры вообще часто бесплатно отдавали.

– Как так?! – она снова удивляется.

– Да так же, как и желудки говяжьи! Ты просто не оттуда, не знаешь… Ну вот режу я одного барана; допустим, гости приехали. Куда я ободранную шкуру дену?

Пытаюсь привести самый простой пример, вопрос только, насколько Лола в теме.

– Обработаешь и отложишь для продажи? – почти не разочаровывает Лола. С поправкой на местные реалии.

– Ага, щ-щас… всё брошу – начну обрабатывать при гостях… Знаешь сколько с этой обработкой возиться? В общем, девять раз из десяти, шкура тупо выбрасывается в сарай и там лежит, пока не сгнивает. Есть два варианта обработать начерно, кстати; мокро-солёные и сухо-солёные. Но наши возиться на эту тему не любят. Одна шкура – это ни о чём, ну куда ты её в центре континента пристроишь? Когда до ближайшей больницы не одна сотня миль?! Вот в сарае и валяется. Допустим, лично ты за год баранов тридцать зарезал, – продолжаю. – Гости, праздники, просто поесть приготовить, то да сё. И эти тридцать шкур у тебя в сарае валяются в ужасном состоянии к концу сезона. И в конце года ты продал, допустим, половину прироста своего гурта, ну пускай тысячу баранов. И вот у тебя на руках, грубо, есть сто тысяч монет. По итогам года. В то время как у вас тут зарплата в пять тысяч монет в месяц считается чем-то выше стандарта. А стандарт – две тысячи.

Лола присвистывает и качает головой.

– Будешь ты этим десятком шкур заморачиваться? – объясняю, как мне кажется, очевидное. – И это мы ещё не считали коров и прочих крупных копытных. От них тебе тоже что-то капнуло в деньгах по итогам года. Порой побольше, чем с баранов. А-а, ещё шерсть забыл! Так-то мы шерстью не занимаемся, но с новой породой всё больше тех хозяев, которые переработку шерсти осваивают с удовольствием. Вот и скажи: будешь ты тратить целые часы на сложную, неинтересную, занудную работу, которая в деньгах для тебя смысла не имеет?

– А шкуры с проданной тысячи баранов кому пойдут? – цепко спрашивает Лола.

– Живым весом продавал. Шкура, копыта, рога, хвосты – собственность купившего, – смеюсь над детским вопросом. – В общем, таких примеров масса. Когда нам что-то просто не нужно, а для хань оно имеет смысл считай в промышленных масштабах. И они готовы целую инфраструктуру у нас под это создавать, плюс самостоятельно её обслуживать.

– А-а-а, то есть, вот эти бараньи шкуры, говяжьи желудки – это ханьцы у вас этим занимаются?

– Ну да, – пожимаю плечами. – И автоматы для засолки шкур в аулах за свои деньги ставят. Ставили… И собирают потом всё обработанное сами по аулам. Раньше, до Статуса, у нас вообще семьдесят процентов такого сгнивало. А сейчас хань за это какие-то деньги даже платят. Молчу об инфраструктуре.

– Ну-у, ты говоришь, деньги для вас смешные?

– Да, смешные, но не в них дело. Нам важнее инфраструктура. Есть же понятия – «социальная среда»? И «страноведческое окружение»?

– Я понимаю, İstanbul Üniversitesi, – напоминает Лола. – Правда, чуть иначе называлось… но суть понятна.

– Нам, конечно, важнее, что они вот так могут врачей или свою скорую помощь к нам отправить, причём на регулярной основе. Либо помочь трассу или посадочную площадку для тяжёлых коптеров построить и оборудовать. Технику в лизинг выдать под почти нулевой процент. Причём новую! – поднимаю палец. – И н о р м а л ь н у ю! Последних поколений технику, а не то, что у вас имитаторами вирта считается… Ну и не всегда игра в одни ворота идёт. Как-то у них, территория Восточного Туркестана, землетрясение было, очень сильное. Несколько сот тысяч пострадавших. От нас тогда две дивизии добровольцев помогать отправились. Экипировка, снаряга, топливо, вода, питание – всё за свои деньги. И все – добровольно. На месте через считанные часы были, с нашей стороны в пострадавшую долину прошли. Пока хань со своей стороны сплошные завалы на дорогах разбирали.

– У вас же несопоставимые количества населения? – скептически щурится Лола. – Чем вы могли помочь?

– Двадцать пять тысяч пар здоровых мужских рук, которые обеспечивают сами себя, прибыли на место со своей техникой и в состоянии продублировать инфраструктуру целых городских кварталов, это очень существенно, – не соглашаюсь. – Даже если мы хотя б тысячу человек откопали и помогли спасти, просто вовремя доставив к их врачам, это уже немало. И кстати, нашими конями там, в условиях обвалов на горных дорогах, весьма немало было сделано. Включая эвакуацию пострадавших за перевалы до ближайшей медицины…

За беседой сами не замечаем, как доходим до дома.

На кухне, за чайником чая, Лола задумчиво уточняет:

– Что по поводу родственных отношений с Ирмой? Пойти сейчас на всякий случай заняться оформлением? Или…?

– Погоди чуть-чуть.

Через пятнадцать минут чаепития Лола, подумав, начинает собираться на гипнообучение:

– Хоть что-то сегодня ещё сделаю и усвою. Они всё равно круглосуточно.

А я надеваю местный шлем (кастрированный, как говорит Мадина) и из жизни Федерации на время выпадаю.

Входящий звонок на комм.

Чиновник отвечает, не глядя на экран:

– Да?

– Ты уже видел новости, в том числе на сайте МИДа? – не здороваясь, задаёт вопрос знакомый голос.

– Нет ещё, пока есть чем по работе заниматься, – осторожно отвечает чиновник, тут же запуская на мониторе программу просмотра новостей и сообщений.

– Ну вот посмотри. Потом перезвонишь, – собеседник отключается, а чиновник ещё долгие четверть часа перечитывает одну и ту же новость на разных ресурсах.

– Вот это да… – чуть обескуражено говорит он сам себе, затем набирает того, кто звонил последним. – Прочёл.

– И что думаешь?

– Резкое заявление. Чуть вразрез с нашими планами, но ожидаемо… После неудачи логистической компании было понятно, что там не так глухо, как хотелось бы. И кто-то там всё же есть, – вице-премьер старательно избегает однозначных формулировок.

Впрочем, собеседнику всё понятно и так.

– Это не должно было просочиться в печать, – холодно напоминает собеседник. – Ты помнишь договорённости?

– Я бы сейчас не виноватых искал. И не голову пеплом посыпал бы, – холодно парирует чиновник. – А скорректировал бы планы и продумал бы новые инструменты по поводу этих планов.

– Погоди. Уведомление. Ещё одна нота в МИД, от того же адресата, – собеседник явно отдаляется от комма, поскольку голос звучит глуховато.