Владимир Голубев - Форточка [СИ]

*

Степана и Фёклу ждали в машине молча. Дружная и веселая компания снова превратилась в настороженных чужаков.

У околицы Фрося и Степан вышли, а Фёкла осталась.

— Уедешь и не вернешься? — напрямик спросила она.

— Не знаю. Надо самому разобраться, — не стал врать он.

— А сначала, до того, нельзя было разобраться? — зло сказала Фёкла.

— Что ты так усложняешь? Обычная история, — попытался оправдать себя Валентин.

— Ты бы ее хоть немного обнадежил. Может не дождаться твоего приезда. Слушок пойдет, она не выдержит и в омут головой.

— Только не надо глупости говорить.

— Сволочь городская. Я с самого начала знала. Сволочь бессовестная, — закричала Фёкла.

— Если бы ты только знала, девочка, как все непросто. Я приеду через десять дней. Твердо обещаю. Позови Фросю. Я попробую её успокоить.

Глава 3.12.1 Романтическое продолжение романтического второго завтрака.

Когда девушка понимает, что ее планы не хотят выполнять, она готова на самые смелые поступки.

17 сентября 1894 года.

Валентин вернулся на стоянку очень вовремя, ящики погрузили и готовились ехать.

— Я тут оставил для тебя пяток ящиков, — поприветствовал брата Валера.

— Хорошо.

— Что такой грустный? Полный облом? Ничего страшного, иногда победа гораздо хуже, поверь моему богатому опыту, — посочувствовал Валера.

— Да, это именно такая победа, — горько согласился Валентин.

— Понял. Не дурак. Светка номер два. Помню-помню. “Я беременна, я беременна”, а как женился, за два года ничего.

— Да. Еще перед Светкой неудобно, — распустил нюни Валентин.

Он вкратце рассказал брату о своих приключениях.

— Единственное, что одобряю, это мордобой с англичанами, — оценил приключение брат, — По-моему, хватит болтать. Скорее грузимся и делаем ноги. К нам едут гости, — забеспокоился Валера.

— Похоже Фрося с сестрой. Дай бинокль, — попросил Валентин. — Точно, они. Что им еще надо? — удивился Валентин.

— Известно что. Тебя. Не убедил ты Фросю, что вернешься.

*

Подошли сестры. Фрося в слезах. Фёкла воинствующая валькирия.

— Познакомься, Валера, это Фёкла, а это мой старший брат Валерий, — представил Валентин сестру Фроси.

— Какая очаровательная девочка. Валя, ты мне ничего про нее не рассказывал, — загорелся Валера, — Фёкла, какое чудесное имя, я никогда не был знаком ни с одной Фёклой. Фёкла! Фёкла. Какое вкусное имя. А какие уменьшительно-ласкательные варианты у этого имени есть? А то неудобно такого ангела полным именем.

— Дома зовут Феклинья, Феклунья, иногда, Текла, а Степан зовет Феклуха, Феклуша, — засмущалась Фёкла, а злость ее куда-то ушла.

— Можно я Вас буду Фёклушкой звать? А кто такой Степан?

— Степан мой жених. У нас на Покров свадьба будет, — загордилась Фёкла.

— Как ему повезло! Как я ему завидую. Он, хоть, понимает, какое счастье ему привалило? — продолжал подлизываться Валера.

— Вы, Валерий, сразу видно, хороший человек. А Ваш брат очень обидел мою сестру Фросю, — нашла, кому пожаловаться, Фёкла.

— А эту беду можно поправить? Может Валентин попросит у Фроси прощенья?

— Не говорите ерунду. Фрося решила ехать с Валентином, — подвела итог Фёкла.

— Послушай, Валентин, а Светка Фросе глаза не выцарапает? — спустил на землю мечтателей Валера.

— КТО ТАКАЯ СВЕТКА? — вопросила Фрося, и слезы мгновенно высохли у нее на лице.

— Подружка Валентина, — скромно пояснил Валера.

— Подружка! — хором возмутились Фёкла, Фрося и Валентин.

— Не жена? — подозрительно уточнила Фрося.

— Да она даже не крещеная, какой поп их обвенчает, — удивился Валера.

— Ха. Да чтобы я не справилась с нехристем, — возмутилась Фрося. — Это я ей все волосья повыдергиваю!

— Ну и ладушки. Садитесь в машину. Нам ехать пора, — свернул разговор Валера, — Фёклушка, давай попрощаемся. Мы теперь с тобой родственники.

— Хороший Вы человек, Валерий, добрый. Жаль, что уезжаете, — обняла вслед за Фросей, Фёкла Валеру.

— Фёклушка, говори мне “ты”, мы же родственники. Жаль, что больше не увидимся, так хотелось с тобой посидеть, поговорить, — подпустил еще меду Валера.

— Почему не увидимся? Сделаешь свои дела, и приезжай. Я буду тебе рада. Твой брат говорил, что дней на десять у вас работы. Приезжай, через десять дней буду тебя ждать, — попросила Фёкла и поцеловала Валеру, как брата в щечку.

Глава 4

Глава 4.1. Беломор канал. В ожидании чуда.

Странно устроен человек, умом понимает, что гибель неизбежна, и спастись невозможно. Но маленькая частичка внутри верит в чудо.

7 ию л я 1932 года

Влодзимеж Стурницкий, уже пятнадцать лет как, Василий Скворцов, не хотел просыпаться. Ему всю ночь снилась жена Настя, причем не такая, как год назад при аресте, а совсем молоденькая. Сразу после женитьбы они старались не расставаться, смотрели друг на друга, ничего не замечая вокруг. А дочка снилась уже взрослая. И это было странно, Шурочке одиннадцать лет, а Насте восемнадцать.

Василий понимал, что доживает последние дни. Месяц назад к ним прибыло пополнение, и начальник участка перестал жалеть людей. Темп работ резко возрос и старые кадры, не сумевшие пристроиться на теплые места, умирали один за другим. Это были люди прошедшие ТуркСиб и Московский канал. По сравнению с ними Василий был щенок.

Последние годы жизни в городе существенно уменьшили его физическую выносливость, а это сейчас было самое важное. Василий вспоминал детство, как счастливо жила их семья под Гродно. Летом, правда, работали с раннего утра до позднего вечера. И он, старший ребенок в семье, и трое его сестер. Потом началась война. А в 1915 году его призвали в армию. Призывали всех, родившихся в 1897 году, независимо от даты рождения. Василий мог не пойти, по закону, единственный сын в семье, он не подлежал призыву. Но с детства Вася не привык прятаться за спинами других. Так в семнадцать лет он попал на фронт и стал убивать людей. Романтический патриот стал расчетливым убийцей. Но никогда он не приобрел столько друзей, как за эти два года. И почти всех потерял. Хотя сейчас, на строительстве канала, у Василия появилось также много настоящих друзей. Правда, как и в войну, он терял их также быстро. Этот арест был уже вторым, и, видимо, последним. Первый раз, русского по национальности и крестьянина по происхождению, его арестовали, как шпиона, из-за польского имени и церковной фамилии, сразу после революции. В неразберихе Василий сбежал, и фронтовой друг переправил его к себе на родину, в Воронеж. Друг помог с документами и работой. Фамилию и имя просто перевели на русский язык. Загремев по глупому доносу снова в лагерь, Василий не изменил свои коммунистические убеждения. Он четко отделял сами идеи большевиков, от карьеристов, называющих себя коммунистами, и, дискредитирующих эти идеи, своими делами. Убеждения не мешали ему дружить в лагере с бывшими белогвардейцами. Здесь главными становились человеческие качества.