Кирилл Ситников - Керины сказки

Раньше было проще. В неё просто швыряли камни и мерзко хихикали. Это было не больно. Но сейчас народ просто отворачивал от неё взгляд или того хуже – смотрел с жалостью, и последнее было омерзительней всего.

А ещё Краснова как назло жаждала отношений. Одних и навечно. Если и кусать мужика, то только по любви, подростково рассуждала она. И поэтому холодный вампирский лоб всю жизнь избивали одни и те же грабли.

Сначала был драгун. С пшеничными усами и огромным войсковым барабаном, под бой которого он читал стихи про клён и верность. После укуса драгун долго целовал ей руки, благодарил за вечную жизнь и в ту же ночь укатил с какой-то смазливой баронессой в Вену – дожидаться наследства как вдовцу. Терпеливый был, гадёныш. Правда, так и не дождался – по словам очевидцев, на охоте их с баронессой порвал в клочья огромный бешеный барсук. Но Краснова даже не обиделась на такое обидное сравнение.

Потом был железнодорожный инженер Васин. Он всегда был безукоризненно выбрит, поглажен и наодеколонен, что перевешивало полное отсутствие романтики. Но, став вампиром, Васин напрочь поехал умом. Он вдруг возомнил себя избранным. Васин создал собственный Тайный Орден (кажется, «Голодной Луны»), выпилил напильником герб и пафосно заявил Красновой, что та его недостойна. Заказав у портного балахон со здоровенным капюшоном, магистр Васин нахлобучил его по самый подбородок и носился по городу как идиот. Постепенно к нему примкнули такие же, начинённые опиатами идиоты, но он так задолбал их своей избранностью, что они снесли ему башку его же собственным Мечом Величия.

После Васина был Клюге, владелец пароходства. Когда Краснова призналась ему, что она вампир, Клюге от счастья захлопал в пухлые ладошки и поселил в своём поместье. Клюге одаривал её шляпками и каменьями, пока Краснова не узнала горькую правду – она для него лишь понт. Просто друг Клюге, газетчик Монштейн, завёл себе леопарда, и Клюге не знал, как его перебить. А тут настоящая вампирша. И вампирша бьёт леопарда – шах и мат Монштейну. Монштейн впал в депрессию и застрелился, и Клюге тут же охладел к Красновой.

Краснова завязала с очаровыванием мужчин своим вампиризмом и решила брать их сказочным богатством. Порывшись в сундуке, она нашла всякую мелочёвку, которая к этому моменту стала безумно антикварной и дорогой. Втюхав всё это на аукционе, Краснова стала самой желанной невестой Империи. Мужик попёр как из рога изобилия. Но первый проиграл кучу денег в карты, второй купил цирк уродов и укатил на гастроли, а третий с рук приобрёл бомбу и взорвал какого-то царя. Краснова плюнула и, памятуя о том, что мужики ценят умных, решила стать писательницей. У неё был богатый жизненный опыт и блестящее чувство юмора некрасивой женщины. Она за пару ночей накатала умопомрачительную историю про охотника на вампиров, который ходит по ночной Москве, мочит топором нечисть и отпускает саркастические реплики. Проигрывая последние деньги в казино, она рассказала эту историю соседу по столу (вроде, его звали Федя). Федя поморщился, сказав, что это какая-то пошлость и несуразица, а потом перенес действие в Питер, добавил драмы и огромных абзацев про город. Главный герой перестал быть охотником и просто замочил двух старух, отчего мучился до последней страницы. Федя отнес это в издательство и выдал за своё. Красновой расхотелось писать.

Но она не сдавалась, ведь был ещё путь к мужику через желудок. Краснова твёрдо решила научиться варить борщ. Ей понадобилось 30 лет экспериментов, чтобы вывести идеальный рецепт. Это был не борщ – гастрономический оргазм! И мужики влюбились. В борщ, сука. На ночь никто не оставался. Облизывали тарелку, раскланивались («храни Вас, Господь!») и бежали любить в бордель. А с утра – на совещание в ЦК.

От отчаяния Краснова пустилась во все тяжкие и завела девятнадцать красивых котов. Но эти ублюдки, чуя потустороннее, шипели, завывали и в конце концов сбежали в незакрытое окно и прибились к соседнему монастырю. Краснова осталась одна. Совершенно, инфернально одна. Как и все эти триста два года. Блин, ну ладно, триста сорок четыре…

…Первый солнечный луч скользнул по верхушке ивы. Сантиметр за сантиметром солнце отвоёвывало захваченное ночью пространство, опускаясь к сидящей Красновой. Пора. Вампирша медленно встала и, широко расставив полные руки, закрыла глаза. Шумно вобрала холодный воздух сливовидным носом. И сделала последний в своём существовании шаг…

– АААААААА!!!!! Печёт-то как, Господи, мать твою так-перетак!! АААААААААА!!!!

…Очнулась Краснова через полчаса. Приподнялась на песке, посмотрела непонимающе. Она видела свои ноги. Растущие из плоского живота. Красивые, загорелые ноги без капли целлюлита. С изящными лодыжками. Она провела по ним рукой. Красивой рукой с тонким запястьем и благородными «музыкальными» пальцами. Солнце не убило вампиршу. Оно лишь сработало как сжигатель вечного вампирского жира. Очаровательная Краснова немного помолчала.

А потом над Москвой-рекой разнёсся такой пятиэтажный мат, которого ещё не слышал русскоязычный мир. Досталось всем – и Богу, и Сатане, и всем этим голливудским вампирским штампам. За каждый год женской боли, страданий и унижений. Числом триста сорок четыре. Блин, ну ладно – триста восемьдесят восемь…

– Подсудимый, встаньте! – металлический голос Оптимуса Прайма громовым раскатом разнёсся по переполненному залу суда. Брюкин медленно поднялся и съёжился, опустив светодиодные глаза. Это конец. Пощады ему не будет.

Брюкина обвиняли в дезертирстве. Он, мол, уклонялся от призыва на Земляной фронт, в то время как его героические собратья-автоботы погибали под ракетными ударами десептиконов, ржавели в окопах и плавились в концлагерях, пока наконец не победили. В душе Брюкин был с этим категорически не согласен. Как он мог помочь сокрушительной победе?! Брюкин был обычной дешёвой кофе-машиной и трансформировался в какого-то мелкого ушлёпка на колёсиках. Бог не дал ему всех этих пушек, пулемётов и лазеров. Он даже летать не умел. Как он мог убить десептикона? Сварить ему отвратный капучино?!

Но Оптимуса это совершенно не волновало. Он, как и любой фанатик всякого там Добра и Мира, был безумен и категоричен. Если на тебе нет дыр от десептиконовых пуль, твой корпус не покорёжен их гусеницами, значит, ты трус. Уклонист, саботажник, предатель. Враг автонарода. И Прайм, герой до последней шестеренки, гуру самопожертвования, стал судить всех, кто был другим. Он был самым безжалостным судьёй, карал круглосуточно, без перерывов на обед, сон и сомнения. И ветераны-автоботы заразились этим безумием – по всему миру начались поиски врагов. Брюкина сдала стиралка Шпилевская, получившая вмятину, вытаскивая потерявшего много масла раненого автобота с поля боя (поговаривают, вмятина эта была получена более интимным способом во вражеском тылу, но… смазливая кореянка была еще той актрисой).