Александр Андреев - Главное - воля!

— Прекратите этот базар! — рыдала Мария Федоровна. — Боже, какая дикая ночь… Я не стану присягать тебе. Не стану!!!

За склокой никто не заметил, как забытая невеста сомнительного наследника, отступив к стене, скользнула вдоль неё к дверям. Она вышагнула из церкви, словно из бани вынырнула. Глубоко вдохнула, втянув свежую прохладу и рев моря внизу. Резко выдохнула:

— Гвардия, ко мне!

С пушечным грохотом распахнулись двери в церковь. На пороге стояла высокая, ослепительно-синеглазая женщина. Вокруг толпились преображенцы и стрелки:

— Гвардия желает присягнуть своему Императору, — объявила Елка по-французски, быстрой улыбкой подбодрив жениха, и обвела брызжущим веселой боевой злостью взглядом застывших рядом с Николаем в дурном подобии немой сцены из "Ревизора" родственников.

Красавчик Сандро, великий князь Александр Михайлович, друг детства Ники и муж его младшей сестры Ксении, в очередной раз повествующий о том, как Ники отвел его в свою комнату, плакал на плече и признавался, что не готов быть царем, никогда не хотел быть им, ничего не понимает в делах правления и даже не имеет понятия, как разговаривать с министрами, в этот момент испытал нечто, раньше ему неведомое. Он не говорил об этом мгновении никогда и никому. И сам постарался забыть о том, как в ночь присяги "гессенская муха", улыбнувшись, подмигнула ему. Потому что от этой улыбки у считавшего себя совершенно бесстрашным великого князя вдоль хребта просквозил легион ледяных мурашек — словно кто-то прошелся по его могиле…

Сцена не затянулась. Уже подходили целовать икону офицеры верного своему командиру батальона, за ними толпились стрелки, лейб-казаки и дворцовые гренадеры…

Но все Романовы, присутствовавшие на присяге, запомнили этот момент навсегда.

На следующий день в десять утра в той же дворцовой церкви совершилось "миропомазание" Алисы Гессенской. Духовник дворца в своей речи, обмолвившись, назвал её "даромшматской" принцессой, оговорка тут же была подхвачена, и вскоре стала известна в кругу высшей аристократии не хуже прозвища "гессенская муха". После службы Аликс, Мария Федоровна и Николай причастились, причем принцесса проявила поразительный прогресс в русском языке — она говорила на нем с сильным английским акцентом, но уже очень внятно и вполне бегло.

Когда семейство вернулось во дворец, новый царь Николай II издал свой первый императорский указ, который провозглашал новую веру, новый титул и новое имя Алисы Виктории Елены Луизы Беатрисы, принцессы Гессен-Дармштадтской. Внучка королевы Виктории, лютеранка стала "православной великой княгиней Александрой Федоровной".

Весь остаток дня отняли ответы на сочувственные телеграммы — Ники желал непременно писать их в обществе своего "Солнышка". Аликс с удовольствием занялась этим бессмысленным занятием, Елка же продолжала собирать в копилку бесценные технические знания. Впрочем, уже не только технические.

Как она где-то когда-то читала, все военное планирование укладывается в пирамиду из пяти элементов: политика-стратегия-ведение операций-тактика-техника. И влияние идет как сверху вниз — от преследуемых политиками целей через стратегические планы к планам операций, тактическим боям и потребной для них технике (впрочем, "технику" можно расшифровать и как "рефлексы" — в смысле навыков отдельного бойца) — так и снизу вверх. Например, как бездымный порох изменил технику артиллерийской стрельбы… А, кстати, вот и идея вынырнула — гаубичная стрельба с закрытых позиций. Где же это… Шпион Коп, вот! Южная Африка, Бурская война… В России это, кажется, освоили после русско-японской… Проклятие! Ведь все же было под рукой, чего стоило читать тщательнее, запоминать лучше!..

"Знала бы где упасть, соломки бы подстелила?"

"Знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Не отвлекайся, принцесса, наш Ники должен оставаться только нашим".

"Поучите рыбу плавать!" — и в голову Елке полетел, гремя цепью, могучий блок информации, оформленный под инкунабулу — история знакомства Николая, тогда шестнадцатилетнего, с двенадцатилетней Алисой, младшей сестрой выходившей за его дядю Сергея Александровича принцессы Эллы Гессенской, в крещении — Елизаветы Федоровны. И последующие десять лет неустанной борьбы за лучший приз в мире. И эта борьба, несмотря на сначала симпатию, а потом и любовь к ней цесаревича, была очень нелегкой — против были русские аристократы и царь, против был и германский кайзер! Но Аликс — не без помощи бабушки Виктории, естественно — сумела выиграть эту партию: графиня Елена Парижская, дочь претендента на престол Франции от династии Бурбонов, могла удавиться от зависти вместе со всеми дочерями герцога Коннаутского, принцессой Вюртембергской и юной греческой королевной, двоюродной сестрой счастливого жениха.

"Снимаю шляпу, мейстра. Но все же не отвлекайся, ладно?"

Следующие два дня Ники и Аликс только и делали, что отписывались от туч телеграмм — но император обязательно урывал время, чтобы проехаться с ней верхом или немного пострелять в тире: Николай был великолепным стрелком и отличным наездником. И его очень-очень радовало, что принцесса, следуя принципу "делить интересы мужа", втайне брала уроки стрельбы.

Оставаясь одна, "православная великая княгиня Александра Федоровна" разительно менялась, превращаясь из довольно удачного подражания принцессе Диане с легким акцентом Мерилин Монро в нечто прямо противоположное. Работа предстояла грандиозная, времени не хватало катастрофически… Посему каждая минута, проведенная без дела, виделась ей преступлением против человечества.

Подходящий помаленьку к концу XIX век прошелся по стране, как Мамай, оставив после себя груды нерешенных проблем, спутавшихся в невероятной сложности клубок. А многие проблемы начались и еще раньше — с Петра III… Петра I… а то и с царя Алексея Михайловича, совершенно незаслуженно прозванного "Тишайшим". И всякая попытка их разрешения упиралась в невероятной силы сопротивление абсолютно всех слоев общества, напрочь отучившихся находить компромиссы между своими желаниями и чужими возможностями. А годик сейчас стоял еще не восемнадцатый, так что разрубить этот гордиев узел вместе с головами вредоносных и вороватых чиновников-бюрократов, отстаивавших замшелую старину ретроградов и консерваторов и ратовавших за совершенно чуждый России путь либералов было невозможно. Да и не очень-то хотелось. Все же русские люди, это во-первых. А во-вторых…

Насчет великих потрясений и великой России Столыпин был-таки прав, хотя во многом другом он ошибался. Масштабное головотяпство — что-нибудь в духе Больших Процессов или еще более одиозной "Ночи Длинных Ножей" — при нынешней политической ситуации было Империи строго противопоказано.