Дмитрий Родин - Князь Барбашев

Весь разговор Михаил метался по горнице своего московского дома, а Андрей тихо сидел на лавке и делал вид, что очень пристыжен словами старшего брата, в душе же с удовольствием ставя плюсик возле очередного пункта плана: всё же добился чего желал. Гнев государя можно сказать стороной прошёл. Да, повелел сидеть в вотчине за ненадобностью, но это не смертельно, этого даже Шигона не избежал, что, впрочем, не помешало тому головокружительную карьеру при дворе сделать, так что, можно честно сказать, он легко отделался.

- В общем, поезжай в свою деревню и сиди там, - словно прослушав его мысли, закончил свою более чем эмоциональную речь брат. - И добром прошу, не высовывайся боле, иначе не посмотрю, что взрослым стал - выпорю. За лето государь отойдёт, попробую за тебя, дурака, вновь словечко замолвить, - Михаил устало плюхнулся на лавку, и Андрей понял, что основная гроза уже отгремела и радостно перевёл дух.

Михаил, конечно, обижен, но со временем отойдёт. С остальными братьями отношения же наоборот, наладились. Даже Фёдор с Борисом вылезли из своих вотчин, чтобы поглядеть на изменившегося братишку. Они-то, кстати, больше всех поддержали его на этом импровизированном семейном совете, решив, что Андрей собирается пойти по их стопам вотчинных сидельцев. Этаких тихих фрондёров против порядков устроенных великокняжеской властью. Даже советы давать пытались, как и службу править и при этом самим в походы не хаживать. Иван же, с которым у Андрея состоялся довольно таки обстоятельный разговор по приезду в отчий дом, только посмеивался в густую русую бороду, но и он брата поддержал. Именно поняв, что остался один, Михаил и сдулся так быстро, устроив лишь головомойку непутёвому младшему.

В общем, гроза отгремела, не причинив вреда, и теперь можно было смело выезжать в свою козельскую вотчину и начинать существовать как обычный дворянин в этом времени - с дохода со своего поместья...

Несмотря на яркий солнечный день, внутри избы царил лёгкий полумрак. Ещё бы, хоть весеннее светило и расстаралось, заливая теплом всё окрест, но в воздухе ещё чувствовалась прохлада и забранные слюдой ставни больших окон были плотно прикрыты ради тепла, отчего внутри стали собираться самые разнообразные запахи, порой не самые приятные для обоняния. Особенно остро это чувствовалось при заходе с улицы. Впрочем, посетителей в сей урочный час было не так много, а служащие уже притерпелись и не замечали их.

Дьяк Разрядной избы Тимошка по прозванью Зверь (что, при его тщедушной фигуре выглядело странно) усердно скрипел гусиным пером по разложенному на столе пергаменту, выводя ровненькие буквы рукописного полуустава:

"Князь Андрей Иванович Барбашин, а поместья за ним нет ни одной чети, а вотчины купленные в Козелске 197 четей худой земли, а в ней крестьян 3 человека. А Государеву службу служит на коне в сабле. Доспеху нет, да за ним человек в кошу з запасом".

И усердствовал дьяк не зря. Оно, конечно, положено бы и двух человек выставлять, да вот беда-то, чуть-чуть четей княжичу не хватает, да и земля у Козельска хлеб худо родит. А княжич вот сам сидит, на дьяка приветливо посматривает. Хороший, видать, человек, а отчего хорошему человеку не пособить, чай не нехристь он. А то, что княжич ему рупь дал, так то ж от чистого княжеского сердца, на вспомоществование так сказать. Нет, а что, разве ж он что плохое делает? Он же не пишет, что оклад с того поместья у князя худ, а значит надобны ему, княжичу, подъёмные деньги выплатить, что государь велел выделять худым дворянам на обзаведение. Нет, конечно, бережёт дьяк государеву копейку (а попробуй не побереги, разом батогов отведать можно, коль старший дьяк воровство в записях сыщет). Да только у Тимошки всё как надо оформлено, да красивым почерком написано. Отчего ему от старшего дьяка только добро да ласка достаётся. А то, что при прочих равных, у одного новика может на одного человека больше выставить требуется, так то только его, Тимошки, ума дело. Он свою работу знает, никто не подкопается, хоть год рыться будет. Кто же с хлебного места согнан быть хочет? Правильно, дураков нема. А помощников тому много. Вон Годин - писец младший - чего только стоит, все высматривает да вынюхивает, знамо дело, хочет в дьяки вылезти. А вот фигу ему, а не Тимошкино место! Что писец, писец тьфу, а вот дьяк - это уже человек. Это он здесь, в Разрядной избе Тимошка, а у себя на улице Тимофей Силыч, человек степенный и жених видный. Эх, а невест-то сколь подросло у соседей.

Тут Тимошка аж головой мотнул. Что-то его не туда понесло. А грамотка ещё не дописана. Ох, прости, господи, то всё рубль княжеский.

Дописав до конца, дьяк отложил перо и просыпал лист песочком, чтоб чернила быстрее высохли, а потом аккуратно сдул его в уголок, в сторону от посетителя, чтоб, не дай бог, не задеть того. Чай не простой сын боярский перед ним сидит, князь всё же. Впрочем, от того и сидит, что ему от дьяка ничего не надо, простой то новик и постоял бы, не переломился, дожидаясь поместья в роспись. А уж Тимошка то тут бы своё урвал, ведь поместье поместью - рознь. Да, помещик, это вам не вотчинник, с ним много дел наворотить можно, еже ли, конечно, не зарываться, да со старшим дьяком делиться.

Андрей же, сидя напротив скрипящего пером дьяка, только усмехался про себя, перефразируя слова героя любимой комедии: "Вот что рубль животворящий делает!" Он долго думал - верстаться или нет, но, в конце концов, экономическая составляющая вопроса взяла верх. Денежное проклятие так и висело над ним, да ещё и голодный год, как назло выдался. Нет, не знай он, что уже скоро начнётся война, вряд ли переступил бы порог местного военкомата, но осенью русские войска лавиной разольются по литовским землям, "сотворяя землю пусту", чтоб возвернуться обратно с немалой добычей и полоном, как будут писать потом летописцы. Войну ему не остановить, она неизбежна уже потому, что оба правителя носят титул государей всея Руси, так почему бы не воспользоваться ситуацией. Конечно, это жестоко и не соответствует моральным принципам большинства литературных героев, но вот только моралисты и интеллигенты в этом времени не выживают, а он сам сюда не напрашивался.

Как оказалось - дело внесения в разряды было довольно скорым, а простимулированное серебром ещё и выгодным. А то, что земли так мало указано, так для повинностей довольно лишь пахотных земель, да те, что под дворы, либо иное какое строение заняты, а всякие леса, сенокосы и другие угодья считаются лишь притчей к ней. Зачем дьяку его леса: чтоб лишнего воина накинуть? А оно Андрею надо? Уже то хорошо, что до положений Ивана Грозного с его "со ста четей доброй земли человек на коне и в полном доспехе" ещё далеко. Пока что порядок выставления людей плавает и то дело. У него, конечно, есть послужилец, да только обрядить его для похода в большую копеечку станет.