Михаил Булыух - Крестопереносец

— Очнулся, болезный? — прогудел самый бородатый, тот, что степенно шагал в середине. Слов Полбу не разобрал, но понял — пейзанин проявляет участие. Кивнул. Как бы им объяснить, что ему священник нужен срочно…

— Пошли с нами, — махнул рукой другой бородач. — Посадник приехал, посмотреть на тебя хочет. И даже епископ с ним.

Константин из всей речи уловил лишь одно слово «епископ». Слава тебе, Господь Великий! Слава!!!

Полбу мигнул. Мужички засветились неярким, вполне отчетливым сиянием. «Яко ангелы», — подумал рыцарь. Только вот воспринимать их как ангелов мешал тот факт, что над головами у них вместо нимбов сияли зеленые направленные вниз стрелочки.

Дабы нам с вами было проще воспринимать окружающие сейчас барона Шардо и Бельд реалии, расскажу куда он попал. Полбу это все выяснит по ходу дела, а вот вы будете уже в курсе, и заострять внимание на географических и геополитических деталях я больше не стану.

Погост, а был это именно погост, а вовсе не деревня, был большим. Дворов двадцать пять, не меньше. И даже церковь имелась, хоть и маленькая. Мы бы сказали — районный центр. В округе раскиданы деревеньки по три — пять дворов, крестьяне с которых административно подчинялись старосте погоста.

Посадник Володимир Ярович, поставленный новгородским князем Святославом Всеволодовичем, подчинялся, вроде как, непосредственно хозяину Бежецкой Пятины Ермаку Васильевичу. Но на самом деле радел именно о князе. Таких посадников, управляющих несколькими погостами и волостями, входящими в состав Пятин, двойных агентов князя в Новгородской республике было завались. Через одного, а то и больше.

Пятин, как несложно догадаться, было пять. Нам интересна из них всего одна — Бежецкая. Располагалась она на востоке Новгородской земли, там, где сейчас привычная нам Тверская область находится.

О политике и географии хватит. Теперь о религии.

Епископ Бежецкий, отец Кондратий, по случаю в это самое время гостил у друга детства и юношества Володимира.

Кондратий, грек по рождению, провел нежные свои годы вместе с отцом — торговцем-шпионом в Новгороде. Потом, когда исполнилось ему четырнадцать, отправлен был на родину. Прошел обучение, послушничество, заработал авторитет, достиг определенной планки, выше которой уже на одних способностях не залезешь, и попросился назад, в Новгород.

В то время все церковное начальство на Руси назначалось исключительно Константинополем. Ехать в эти медвежьи углы особо никто не рвался, и Кондратия с удовольствием отпустили.

В самом Новгороде уже был Архиепископ, и, подумав немного, помолясь, он назначил приехавшего тридцатитрехлетнего Константина епископом подведомственного Бежецка.

С тех пор прошло уже пятнадцать лет, Архиепископу стукнуло семьдесят, стал он немощен, разумом небыстр, и почти всеми делами епархии заведовал отец Кондратий. Хотя номинально он числился все еще рядовым епископом заштатной Пятины.

Вкратце — все. Кому интересны подробности — вики в помощь.

…

За столом в большом светлом доме старосты сидели четверо.

Сам староста Боромир, посадник Володимир Ярович, отец Константин и еще один человек.

Первые трое неспешно закусывали, вспоминая голопузое детство, и будто не замечали четвертого. Тот, прихлебывая из высокого кубка квас, ухмылялся в усы и молчал.

— Боромир, ну ты даешь. Третий Прибывший за год… Намазано у тебя чем-то что ли?

— Да что, Ярович, виноват я? Они же сами…

— Да никто тебя не винит, успокойся. Просто во всех прочих погостах да волостях, дай то бог, пятеро за пятнадцать лет. А у тебя…

— Может чуют они, что Боромир наш погуливал-пошаливал по молодости? Вот и тянутся к душе родственной. Все же как один — разбойники, — улыбнулся епископ.

— Ну, хватил ты, Кондратий… А ну, да, да… Отец Кондратий, конечно, отец… Ну, никак не могу привыкнуть, что отец меня на два года младше и буцкал я отца в детстве почем зря! — и посадник с епископом рассмеялись. — То, что было — быльем поросло. Никто не помнит ужо Борьку-Сажень. Нету Сажени, был, да весь вышел… А есть на его месте уважаемый староста Боромир. Преданный и честный. Верно я говорю?

— Вернее не бывает, — широко улыбнулся староста, и появилось в его лице что-то такое… Хищно-хитро-веселое. — Но где клад, все равно не скажу. Да и нету никакого клада.

— Ну ты, жучара, ну жучара!!! Доиграешься у меня, додразнишься! — Володимир шутливо погрозил старшему товарищу по детским играм пальцем. — Вот сведу в пыточную…

— Да нету у тебя пыточной.

— Специально для тебя построю и сведу. Выдам палачу перышко…

— Ты, Ярович, того… Не шути так. Я с детства щекотки боюсь, знаешь ведь. Кнута, клещей не боюсь, а про перышко… бррр… даже не говори.

В дубовую дверь застучали.

— Заходите! — крикнул хозяин. — Привели?

— Привели, привели… Ой… Мое почтение, посадник. Батюшка, благослови…

— Благословляю на дела добрые и жизнь по-божески, — перекрестил троих вошедших мужичков епископ. — А где гость-то?

— На дворе мнется, зайти боится.

— А чего боится? Били?

— Да как можно, юродивого немца-то!

— Отколь думаете, что немец?

— Да лопочет чего-то, бубнит, гудит, будто немой, безъязыкий. Немец и есть.

— Боромир, ты же говорил на латыни он разговаривает?

— Да я чего? Я ихнее бормотание не разумею. Так, попадались по молодости… кхммм… Неважно.

— Ну ладно, — хлопнул в ладоши посадник. — Го посмотрим.

— Чего посмотрим? — спросил Боромир.

— А, да не обращай внимания, — махнул рукой епископ. — Вечно этот… ммм… раб божий какие-то словечки вставляет. И где берет-то, где нахватался…

— Не придирайтесь. Пойдемте Прибывшего смотреть.

И трое друзей вышли. А четвертый, так и не проронивший за все время ни слова, остался. Посидел минутку, сгрыз пряник, запил ядреным квасом, уменьшился до размеров мышки и спрятался за веник.

Константин за недалекую дорогу от сарая до дома старосты три раза отдыхал и десяток раз падал. Тело, будто чужое. Ноги заплетались, несильный ветерок сдувал на обочину, перешагнуть валяющуюся ветку — уже половина подвига.

В широком дворе явно чересчур зажиточного пейзана непреодолимой преградой стала лестница в четыре ступеньки, ведущая на крыльцо. Трое бородачей, видно, хотели помочь, а то и понести несчастного, но рыцарская честь не позволила Полбу принять помощь грязных пейзан. Хотя… Не таких уж и грязных. Почище большинства ноблесов будут, с удивлением и внезапной досадой отметил про себя барон. Но тут же поправился, телесно они может и чище, но ведь главное — чистота духовная, внутренняя. И тут с рыцарем-крестоносцем, воином Господним, не им тягаться. Даже и сравнивать смешно. За такое сравнение и по лбу можно. Даже нужно. Но не себе же…